– Это трудно описать, но оно связано с прерыванием инструкций от грибка-паразита к хозяевам. Самое главное, что мне удалось их заткнуть и открыть те маленькие стручки в подвале, где они держали наших ребят, – сказала Мифани.

– А мы знаем, какая у них была цель? – спросила Шонте. – В смысле кроме того, что хотели вырастить что-то похожее на заднюю стенку моего холодильника?

– Ну, наш игольчатый друг говорил же, что обеспокоен тем, что оно распространялось? Может, оно собиралось съесть Бат или вроде того. Оно росло. И не собиралось останавливаться.

– Плесневая бомба? – спросила Шонте, раздраженно обернувшись на задевшего ее студента – тот нес на себе рюкзак вдвое больше нее.

– Наверное. Но я беспокоюсь не из-за этого, – ответила Мифани. И задумавшись, нахмурила брови. – Есть еще кое-что забавное, что касается Гоблета.

– То, что он высокопоставленный член вашей организации и вдруг оказался изменником?

– Ну, я признаю, это немного странно, – согласилась Мифани. – Но дело не в этом.

– Может, в том, что он заявил о причастности к заговору твоего контр-партнера перед важным представителем правительства другой страны?

– Ну, не только этом, – сказала Мифани чуть раздраженно.

– А как тебе то, что нам пора возвращаться в Лондон на тот ужин, а ты выглядишь, как развалина?

– Знаешь, с тобой мне легче не становится. О, машина уже здесь. Слава богу.

– Так что, – сказала Шонте, – за водой не заедем?

Норман Гоблет

Гоблет был принят в Имение в период перемен. Изначально учебный курс и философия школы представляли собой сочетание послевоенного мышления и традиций Шахов – такой себе гибрид лагеря и палаты гильдий. Это был явный шаг вперед по сравнению с прежним принципом «мастер – подмастерье», но по прошествии лет Шахи решили, что нужна новая система. И приняли ряд кардинальных изменений. С реформацией Имения и его методов возникли некоторые дефекты, которые следовало устранить, и самым существенным из этих дефектов, по моему мнению, был Норман Гоблет.