Его тон заставил меня ощетиниться.

– Думала, что у него была причина появиться здесь, и оказалась права. – Сунув руку в карман, я выудила оттуда прихваченные фотографии.

Толстяк, сморщившись, смотрел на покрытую пятнами бумагу.

– Скажи, что эта кровь не твоя?

Я шлепнула снимок Толстяку прямо на грудь, заставляя взять его и хорошенько рассмотреть.

– Я проследила за ним до кабинета Албана. Вот за чем он охотился.

Лиам взглянул на изображение. Очевидно, у них не было такого провала в информации, как и у меня. В их глазах вспыхнуло узнавание. У Толстяка отпала челюсть.

– Клэнси ищет ее, – сказала я. – Фотографии были в файле с исследованием, которое она проводила. Понятия не имею, надеялся ли он на то, что она здесь, или знал, что у Албана был к этому какой-то ключ, но…

Коул взобрался на стол в центре комнаты, дважды хлопнул в ладоши, а потом сложил руки рупором:

– Минуточку внимания.

Суровые ноты в его голосе насторожили меня, потому что это было так на него не похоже. Коул, любитель раздражающих подколок, к губам которого словно приклеилась лукавая улыбка, по-видимому, взял на это утро короткий отпуск. Агенту Стюарту было не до него.

– Хорошо. Я не отниму у вас много времени. – Агенты и дети в комнате пришли в движение, пробираясь мимо коек и столов туда, где их ждал Коул. – То, что произошло здесь… все это закончено. И вы все внесли достойный вклад. И как бы я ни хотел сказать, что они не стали бы доводить свой план до конца, думаю, все мы знаем, что это бы было долбаной ложью.

Лиам застыл, прислонившись спиной к стене. И его поза в точности копировала ту, в какой несколькими минутами раньше стоял его брат. Парень не спускал с меня сосредоточенных глаз, явно чего-то ожидая.

– Слушайте, я не мастак говорить красивые речи. Не буду врать, потому что вам врали всю вашу чертову жизнь, и этому пора положить конец. Вот, что вы должны знать. – Он откашлялся. – Когда Албан заварил эту кашу, он всего лишь хотел раскрыть правду об ОЮИН, а еще чтобы Грей честно рассказал о лагерях. Больше всего Албан хотел, чтобы эта страна стала прежней – местом, которым он гордился и которому рад был служить. Детская лига была его мечтой, пусть даже в итоге получилось дерьмо. Он хотел вернуться к той жизни. Но я говорю – мы не можем вернуться.

Я полностью обратилась в слух, обойдя Толстяка, чтобы лучше видеть Коула. И другие смотрели на него, не отрываясь. А почему бы и нет? Точно так же Лиам говорил об освобождении лагерей. Можно ли было им не поверить или не пойти за ними, когда их слова были наполнены такой страстностью. В них пылал такой огонь, тогда как многие из нас боялись даже подойти ближе к костру.