— Нет времени объяснять, — говорит Сигруд и поворачивается к Мальвине. — Меч не так силен, как прежде, верно? Но он сможет убить сенешаля?

Мальвина морщится.

— Удар должен быть смертельным. В сердце, в голову. Ничто другое не сработает. Если отсечешь руку или ногу, ему будет больно, разумеется, но конечность просто отрастет снова.

Сигруд скребет подбородок. Ему отчаянно не хватает трубки — похоже, он ее где-то выронил.

— И я ей совсем не нравлюсь… ведь именно я ее убил, с этого все началось… — Он смотрит на Тати. — Я научил тебя стрелять.

— Что? — растерянно переспрашивает девушка.

— Я научил тебя стрелять, — повторяет он. — И там, на борту аэротрамвая, ты хотела сражаться. Момент настал. По-твоему, это тебе по силам?

— Сигруд… — встревоженно говорит Шара. — Это ведь моя дочь. Ты уверен, что…

— Со всем должным уважением, Шара, — перебивает Сигруд, и голос его тверд. — Я тебя не спрашивал.

Шара моргает. Потом прислоняется к стене и смотрит на дочь с чуть потрясенным выражением лица, словно говоря: «Ну-у. Раз так, то ладно».

— Ты сможешь сейчас стрелять, — спрашивает Сигруд у Тати, — как я тебя учил?

— Д-думаю, смогу, — отвечает она.

— Хорошо, — говорит Сигруд. — Я отвлеку сенешаля от лестницы и сделаю так, что он погонится за мной. Шара, мне нужно, чтобы вы с Тати заняли позицию в здании напротив ворот, у окна на третьем этаже. Тати, как только он за мной погонится, ты должна начать в него стрелять, не останавливаясь. Он намного быстрее меня. Мне нужно, чтобы ты его задержала, как только сможешь.

— Постой-ка, — встревает Ивонна. — Может, стрелять лучше мне? Я уже имела дело с этой тварью.

— Это подводит меня к следующему вопросу, — говорит Сигруд, поворачиваясь к ней. — Я думаю не о твоем умении обращаться с огнестрельным оружием.

— А о чем же?

— Ты говорила, что дамы в Мирграде уделяли много времени фехтованию. Мать муштровала тебя безжалостно, по твоим словам. Как по-твоему, ты еще помнишь то, чему она тебя учила?

* * *

Проверив снаряжение, они выходят на улицу гуськом, во главе с Сигрудом и Ивонной. Их процессия мрачна и молчалива; молодые и старые воины пытаются осознать свое положение. Сигруд такое уже видел. Истинные битвы, настоящие битвы, редко оказываются просчитанными, как движения танцоров: они хаотичные, уродливые, непредсказуемые и быстрые — чтобы спасти или растратить жизнь, требуется жалкая горстка секунд. Неопытные погибают первыми, не подготовленные к ураганному действу. Он знает, что сегодняшний день не будет исключением.

«Битвы не меняются, — думает он. — Их суть всегда в захвате территорий, в умении воспользоваться местностью. И теперь, если нам повезет, надо согнать с этой местности врага».