В Галадеше министр Турин Мулагеш игнорирует эту болтовню о войне и не спит четверо суток подряд, выкрикивает приказы, отвечает на сообщения и строит планы вместе с собственным кабинетом.

— Может, они и наделены божественной силой, — говорит она подчиненным, — но остаются гражданами, и мы будем обращаться с ними справедливо. — Заметив один скептический взгляд, она рявкает: — Это ничего не меняет! Они по-прежнему ведут себя как люди, к добру или к худу. И наша задача — быть рядом и охранять их.

Ее служащие и делегаты отдают честь и спешат работать, делать телефонные звонки, бежать на полицейские участки.

На заре пятого дня она смотрит из окна своего офиса на галадешский городской пейзаж, пожевывая незажженную сигариллу. Для ее должности еще не придумали название, как и для департамента, которым она руководит, но нельзя не признать, что снова оказаться у руля неимоверно приятно.

* * *

Ана окраине Галадеша собирается любопытная процессия: сайпурцы не спеша сходятся на мемориальном кладбище, где захоронены останки самых заслуженных национальных героев Сайпура. Десятки людей идут по извилистым дорожкам, пока не приходят к участку Комайд, где недавно появился свежий памятник.

Сайпурцы смотрят на монумент, посвященный Ашаре Комайд — доброжелательному, но опороченному премьер-министру, которая страдала молча, погибла трагически, но каким-то образом воскресла, чтобы в последний раз выйти на битву за свой народ.

В торжественной тишине они возлагают свечи и цветы к подножию ее памятника. Через несколько лет они начнут ее называть тем именем, которое станет все популярнее, пока не превратится в обычный способ говорить про Комайд; и хотя им неоткуда об этом узнать, выбранное имя любопытным образом соответствует ее последним дням.

Ее назовут Матерью Будущего.

* * *

Сигруд просыпается и чувствует запах холодного ветра, дрейфующий через каюту.

— Мы в Вуртьястане? — каркающим голосом спрашивает он.

Ивонна, занимающаяся его повязками, изумленно замирает.

— Довольно близко. Как ты догадался?

— Выведи меня на палубу, когда будем проходить через него, — говорит он. — Когда нам позволят пойти дальше.

— Этому не бывать, дорогой. Ты сидеть не можешь, не говоря уже о том, чтобы встать и отправиться наверх.

— Я это сделаю, — угрюмо говорит Сигруд. — Буду рад принять твою помощь, если ты ее предоставишь. Но если нет, я все равно это сделаю.

Ивонна и Тати обмениваются взглядами, но молчат.

Их проныре-капитану приходится кое с кем быстро поговорить и, наверное, еще быстрее подкупить кое-кого, чтобы портовая служба Вуртьястана их пропустила, но после нескольких напряженных минут старая грязная яхта продолжает путь. Ивонна — морщась, с неохотой — помогает Сигруду сесть в постели. Боль жуткая. Мир вертится, его тошнит. Он вспотел, он трясется и совсем не уверен, что сможет заставить свои ноги делать то, что нужно.