— Сядьте.
И она подчинилась.
Катарина разжала руку и, подняв, продемонстрировала револьвер. А потом положила его на подоконник. И повернулась к Себастьяну.
— Это гончие Хельма… сперва я думала, это наведенное… демоны… но мой демон притих. И пахнет. Ощущаете запах?
Мокрой шерсти?
Только после того, как она сказала, Себастьян явственно ощутил этот запах псины. Резкий. Хищный.
…ветра.
…ветивера.
…камня и пламени. И присутствие чего-то иного, чуждого, стало явственным.
— Забавно, да? — Катарина обращалась к Себастьяну, и глаза ее отливали желтизной. — Только сегодня мы говорили о Его справедливости, и теперь вы увидите ее воочию…
— Что несет эта дура? — брюзгливо поинтересовался Вилли.
— Они не тронут невинных. А виновным оставят шанс для покаяния… сейчас и здесь.
Что-то коснулось ноги Себастьяна, а в раскрытую ладонь ткнулся горячий влажный нос. Стоило немалого труда не заорать. И руку не убирать, когда ее осторожно прихватили острые зубы.
Неужели они ничего не ощущают, эти люди, уверенные в собственной безнаказанности?
— Патетично. И не страшно, милочка…
— Это пока не страшно, — с грустью произнесла Катарина.
Панна Белялинска лукавила.
Страшно было.
Жутко даже.
И она изо всех сил уговаривала себя, что, мол, жуть эта происходит исключительно от богатого ея воображения. И еще от тонкости души. И от иных, не связанных с