За дверью завозились, и отчетливо послышалось отчаянное «Не хочу, пусти!..». Ведьма усмехнулась и сразу стала серьезной.
— Инга, заходите, — повторила она негромко.
Дверь открылась, и в кабинет буквально впихнули девчонку лет тринадцати. Едва исполнилось. А взгляд взрослый. Понимающий. И тьма в крови — мощная… чужая.
— Извини, задержались, — Инга, высокая, худая, с воспаленными глазами и ожогом на левой щеке, крепко сжала дрожащие плечи своей подопечной.
А та едва не рычала. Рыжеватые волосы дыбом, в черных глазах… ненависть. Недетская, жгучая ненависть. Ко всему. К миру — за странную силу. К ведьмам — потому что не успели. И лично к Верховной — за то, что… позволила. Да, честно призналась себе старая ведьма, но ничем этого не выдала. П
— Как тебя зовут? — спросила она спокойно. — Маргаритой, кажется?
Девочка промолчала, только смотрела не мигая. Грязные джинсы, мятый свитер с разорванными рукавами. И ненависть.
— Покажи руки, — велела Верховная. —
Лохмотья рукавов разошлись, как от дуновения ветра, и на худеньких предплечьях обнаружились ожоги. Багровые, вспухшие отпечатками ладоней. Так, словно кто-то напал на девочку со спины и схватил за руки раскаленными перчатками. Верховная удовлетворенно улыбнулась. Получилось.
— Вы… — девочка сглотнула, и ненависть сменилась испугом, но лишь на секунду. — Вы знали!.. Вы заодно! — и дернулась, но Инга по-прежнему держала ее за плечи мертвой хваткой.
— Нет, — резко возразила Верховная, — не заодно, — и подалась вперед, прошипев: — Я охочусь за Ехидной сотню лет, детка. Она убила людей — и ведьм, моих ведьм! — больше, чем ты можешь себе представить. Во время последней облавы, пять лет назад, гадина убила восемнадцать круговых ведьм. Самых сильных, самых лучших, опору Круга. А теперь всё, — и она откинулась на спинку кресла, повторив: — Всё! Больше она никого не убьет. Побоится рисковать. Она заляжет на дно и будет ждать. Тебя.
Девочка вздрогнула.
— Да, тебя, — ведьма сложила пальцы домиком. — И теперь нам не нужно бегать за ней по всей стране. Когда ты подрастешь и наберешься сил, она сама придет. К тебе. За тобой. Вернее, за твоим телом. По метке, — и посмотрела на ожоги. — А мы будем наготове.
— Только вы этого не увидите, — девочка смотрела зло и проницательно. — Вы умрете. Завтра. В полдень. И за это, — и протянула руки, — заплатите.
— Да, — Верховная устало кивнула. — Ты права. Во всем. Но я защищаю свой Круг, и это мне тоже зачтется.