Но даже оттуда он увидел, как кружится шар тьмы, пожравший силу ярчайшего из света. И, не успев даже понадеяться, что взрыв хоть немного задел Люпена, он увидел блестящего белого коня.

Словно кто-то протянул руку к звездному небу и собрал в него, как воду из кувшина, весь свет далеких звезд. И из их сияния движениями опытного скульптора высек серебряную лошадь. Но этого оказалось недостаточно.

И тогда скульптор взял с неба молнии. Он выковал из них меч и вложил его в руку всаднику, рожденному из снега. И тот разрубил тьму одним-единственным ударом небесного огня.

Символа того, что любую тьму всегда пронзит сияние новой надежды.

И этот всадник, подняв звездного коня на дыбы, понесся в сторону Алекса.

Тот, тяжело дыша, опустился на колено. Он приложил ладонь к песку. Он чувствовал в нем смерть. Слышал крики умирающих людей. Их кровь звала его. Их отчаяние и смерть манили своей сладостной силой.

Но Дум отказался от нее.

Он пошел еще глубже.

Он коснулся того, что мертвые не хотели отдавать. Их прошлое. Их светлые надежды. Их страхи. Все, что делало их теми, кто они были на самом деле.

И он забрал это.

Вырвал когтями, разодрал клыками. Пользуюсь силой артефакта, он смог коснуться каждой из тысяч душ и оторвать от нее клочок. И кто знает, может, своими действиями он только что создал целый сонм неприкаянных призраков, обреченных на вечные муки, но…

Такова черная магия.

А это было одним из чернейших ее заклинаний.

– Я слышал голос четвертого животного… – говорил Дум, но голос его звучал как чужой, потусторонний. И слова его были самой смертью, которая пришла на званый пир. А речь его – языком столь древним, что ни один из живых не знал его звучания. – Говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя “смерть”; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять мечом и голодом, и мором, и зверями земными.

Адское ржание пронеслось над Ареной, и слышно его было даже за куполом. Внутри же, перед белым всадником на звездном коне, разверзлась адская бездна.

Волны красного сияния стали половиной пространства. Они бились о стены сияния звезд и молний. И из этого кровавого марева, где страдали осколки растерзанных Думом душ – жертв, принесенных для заклинания, появился всадник.

Конь его был чистой яростью. Той самой, которая не знает ни врагов, ни союзников, лишь жажду крови. Он держал в костяных руках косу, собиравшую любую жатву – виновных и невинных. И будто из пылающей крови был его балахон, укрывший красные, мокрые от стонов погибших кости.