За полчаса действительно был организован праздник. Польщённых ищеек усадили во главе большого стола. Хозяйки нанесли под навес нехитрых, но душевных яств, нашлись молоко и сыр, кто-то достал из закромов пузырь текилы. Дон Хаби усмехался в бороду. Один парень притащил гитару, несколько девушек разом обнаружили перед гостями неплохие вокальные данные, и вдоль по ночной улице полилась солнечная музыка ранчеро. Угрозы вымогателей на время забылись, отодвинулись на дальний план. В конце концов, данный главарём срок истекал только через три дня.

Бандиты явились в самый разгар торжества, сломав собственноручно установленные временные границы.

По улице, растянувшись в подобие трёх колонн, дефилировали девять вооружённых всадников: неторопливо, уверенно, с таким видом, будто деревня и земли окрест были их законной вотчиной. В скудном свете убывавшего месяца они казались вырезанными из бумаги солдатиками, которых кто-то большой и невидимый, забавляясь, двигал всё ближе и ближе к навесу. Первой пришельцев заметила Энвер. Сперва она замерла, присматриваясь. Потом, усилив зрение чарами на несколько секунд, смогла изучить незваных гостей подробнее. И тут её брови взлетели вверх.

– Ба-а-а! – протянула девушка, цитируя саму себя. – Кого это сюда несёт?!

Кристофа, сидевшего напротив, заинтересовала выразительная мимика напарницы.

– Ты чего, Эн? – спросил он. Ведьма кивком велела ему обернуться. Волшебник сделал это, и его лицо помрачнело, как небо перед грозой.

– Да ведь это наши знакомцы пожаловали! Ну и ну!

Ищейки не ошиблись. Одним из девятки был не кто иной, как Альваро, гнусный клещ из салуна. В другом визитёре опознали «соседа», сомневавшегося в половой принадлежности Энвер. Тогда, после урока, преподанного стрелком, эти двое выглядели точно побитые шавки. Теперь к ним, похоже, вернулась вся их заносчивость.

Между тем всадники подъехали к навесу, и крестьяне их наконец тоже заметили. Разом повисла гробовая тишина, песня оборвалась на жалобной ноте. Кружка, в которую кто-то наливал молоко из кувшина, наполнилась, белая жидкость полилась через край. Дети испуганно прижались к родителям. Дон Хаби словно окаменел; только пальцы, сжимавшие кусок хлеба, нервно шевелились, и выпечка понемногу крошилась на стол. От группы бандитов отделился один, вышел на свет.

– Пируете, значит, – процедил он, растягивая слова. – И еда нашлась, и выпивка. И, наверное, даже фураж где-нибудь припрятан. Так ведь?

Большая шляпа-сомбреро висела у него за спиной, на длинном кожаном шнурке. Короткие волосы тщательно прилизаны. На молодом безусом лице (бандиту было, наверное, не больше двадцати) застыло выражение скуки и равнодушия. Взгляд был холоден как лёд.