– И это будет несчастная доблестная Пламтри, – сказал Салвой, качая головой Пламтри, – если никто иной не вызовется добровольно. – Пламтри перевела осторожный взгляд на Анжелику, которая собралась было вмешаться: – Мальчик разрешил мне говорить!

– Я вызываюсь, – сказал Кокрен, неожиданно даже для себя.

– Конечно, – продолжал Салвой, будто не слышал его, – я думаю, что на это должен был вызваться тот, кому нужно искупить хладнокровное убийство, кто уже задолжал Зеленому Рыцарю удар топором. Кути! Что ты делал тем утром в пансионе Мамаши Плезант?

– Я… не могу вспомнить, – ответил Кути. – Но я помню, что был какой-то (какой?) разговор о Зеленом…

– Это будет «несчастная доблестная Пламтри», – громко перебила Анжелика, – и вы, мистер. Коди симпатична мне, но все вы или убивали… – Она ткнула рукой в сторону бородатого мужчины, сидевшего в задней части грузовичка, – его, или подстрекали к убийству, и если кто-то должен умереть за это, воздать своей жизнью, то, конечно, толпа Пламтри.

– Дионис решит, – сказал Скотт Крейн. – Это его шоу.

– Вон Костыль уже вызвался. – Салвой заговорил быстрее. – Дайте мне говорить. Кути не ребенок! Кути, ты можешь убить его – просто помочь в добровольном самоубийстве – и сам станешь королем; Крейн стар, и силы к нему еще не вернулись… Пусть он идет домой и разводит розы на покое, а ты сможешь забыть и о том убийстве, и обо всех своих грехах – благодаря pagadebiti. Король всегда может раздобыть бутылочку. Ты пока не говори, ты слушай! Подумай об этом, ты должен был почувствовать вкус этого, когда Крейн был мертв. Чувственно-сознательное восприятие всего американского Запада: как он потягивается, хрустя суставами и нагретыми солнцем горами и автострадами на рассвете, пьет талые воды с гранитных бастионов Сьерра-Невады через Оровилльскую плотину, вдыхая и выдыхая все миллионы страданий, рождений и смертей! – Голос Салвоя окреп. – Давай работать вместе, мальчик!

Кокрен увидел, как оттопырилась нижняя губа Кути, увидел, как в его глазах блеснули слезы, и внезапно испугался, что Салвой откажется от этого опасного диалога и неожиданно подсунет вместо себя глухую Дженис.

Он набрал в грудь воздуха, но не успел ничего сказать: Кути перевел взгляд с Пламтри на собаку и внятно произнес:

– Мама!

Пес лизнул его в лицо, Анжелика обняла.

Лицо Пламтри начало меняться, Дженис озадаченно, хмуро смотрела с него уже в тот момент, когда подросток заговорил, и еще несколько мгновений лицо дергалось, отражая противоборство разных личностей, и в конце концов узнаваемый голос матери торжествующе воскликнул: