Сложность заключалась в том, что все наши гипотезы не подтверждались данными. Мы не нашли ни одного очевидного экологического или физического фактора, который мог бы повлиять на те изменения вируса, что мы наблюдали. По крайней мере, за короткий отрезок времени. Это было проблемой, потому что все хотели знать, как воспрепятствовать или, по крайней мере, избежать второй стадии вирусной атаки. А мы не могли ничего ответить. Единственным способом понять, наступила вторая стадия или нет, была головная боль, затекшая шея и другие симптомы. Ты или получал ее, или нет.

Исследования Центров по контролю и профилактике заболеваний были признаны бесполезными, и мне трудно с этим спорить. В нашей команде работали лучшие генетики и вирусологи со всего мира. Мы упорно трудились, чтобы решить эту проблему. Но казалось, что решение с той же степенью упорства ускользало от нас.

Наташа Лоуренс:

Стадия менингита поразила гораздо меньше людей, чем стадия гриппа, однако уровень смертности был значительно выше. Примерно четверть всех смертей, связанных с синдромом Хаден, пришлась именно на вторую стадию. В этой фазе не просто проявлялись похожие на менингит симптомы. Вирус проникал глубоко в мозг и начинал существенным образом менять его структуру. Он буквально заставлял мозг создавать новые нейронные связи. Мы даже не представляли себе, что какой-либо вирус способен на такое.

Мы в лаборатории говорили об этом вирусе так, словно он был каким-то злым гением. Отрицательным героем из «Бондианы». Конечно, мы шутили, пытаясь добавить хоть немного легкомыслия в эту депрессивную гонку со временем. Но в каком-то смысле это была совсем не шутка. Мне кажется, почти все в ЦКП считали, что этот вирус действительно ближе всего к предумышленному злодейству, если так вообще допустимо говорить о вирусах.

Моника Дэвис:

Можно было наблюдать, как вторая стадия вируса действует на пациентов – во всяком случае, на тех, кто оставался в сознании. Это напоминало серию коротких ударов. Легкая афазия у одного, небольшая потеря слуха или зрения у другого, а потом вдруг паралич Белла[27] у кого-то на соседней койке. Иногда пациенты выздоравливали очень быстро – видимо, их мозг перестраивал себя без усилий, – а иногда им становилось хуже. У некоторых вообще не происходило никаких изменений, они просто умирали. Одна пациентка при разговоре со мной вдруг умолкла на полуслове. Мне понадобилось какое-то время, чтобы понять, что она скончалась. Я думала, что она молчит, потому что собирается с мыслями.