– Увидим, что у него был такой же припадок, как у того парня.

– Сальсидо, – подсказал я.

– Верно. – Ванн снова выдохнула дым. – У хаденов подобные приступы случаются чаще из-за того, что синдром вызывает изменения в мозге, а также из-за встроенных нейронных сетей. – Она посмотрела на меня. – У вас такое бывало?

– Припадок?

– Ну да.

– Нет. А у вас? – спросил я.

Ванн заразилась синдромом Хаден будучи подростком и прошла ранние стадии болезни – первую, похожую на грипп, и вторую, более болезненную, с признаками менингита. В отличие от многих, у кого заболевание прогрессировало после второй стадии, она не перешла в состояние запертых, вирус не вызвал ни значительных ментальных нарушений, ни каких-либо когнитивных расстройств. По всем внешним признакам она вполне легко отделалась.

Тем не менее болезнь все-таки перестроила мозг. И теперь в ее голове была нейронная сеть, оставшаяся после работы интегратором – она была из тех немногих, кто, пройдя болезнь, полностью сохранил двигательные функции и мог давать свои тела напрокат хаденам в случае необходимости или для того, чтобы позволить им чувствовать то же, что и обычный человек.

– Нет, – ответила она и подняла руку с сигаретой. – Но у меня свои лекарства.

– А если запись покажет, что это был припадок, что тогда? – спросил я.

– Тогда Дуэйну Чэпмену просто не повезло.

– Еще будет вскрытие. Об этом говорили на пресс-конференции.

– Правильно. И оно, скорее всего, подтвердит, что это был обычный приступ.

– Тогда почему Кауфман вдруг так перепугался?

– Вероятно, он идиот, как юрист и говорил. Увидел, как один из игроков отдает концы на поле, вспомнил, что лига как раз сейчас задабривает потенциальных инвесторов, включая твоего отца. Как там все прошло, кстати?

– Мама сказала, что они с отцом поехали домой. Какой-то чинодрал из лиги пытался уговорить их остаться еще ненадолго. Думаю, после таких событий они, как никогда, нуждались в его репутации.

– После таких событий ваш отец мог запросто потребовать пост комиссара и получил бы его, да еще и торжественную церемонию в придачу.

– Вряд ли ему нужна такая работа.

– Это потому, что ваш папа умный. Итак, мы идем навестить Кауфмана, он признает, что дал волю эмоциям и поступил как идиот, что, конечно, печально для него, но не является преступлением. И покончим с этим.

– Хорошо, – согласился я.