– Как долго я желал просто вычеркнуть это место из памяти.

– Я здесь никогда не бывала, – прошептала Изида, стараясь забыть о соблазне, исходящем от Абсолоновой книги. – Похоже, я немного упустила.

Значит, вот оно, Монте-Кристо – карцер Адамантовой Академии. Одно из глубинных убежищ, вдали от библиомантических центров вроде Либрополиса и Уники. Крепость забвения. В рядах гвардейцев поговаривали, что Монте-Кристо высасывает жизнь не только узников, но и тех, кто их здесь сторожит.

Дункан предупреждал Изиду: не исключено, что с первых же шагов им придётся сражаться за жизнь, потому что во время приземления они могут угодить прямо в компанию гвардейцев. Но в крепости оказалось пусто, словно здесь уже долгие годы никого не было.

Они молча переходили от камеры к камере, бросая в каждую оценивающий взгляд. Монте-Кристо не было и ста лет, а выглядело это убежище как тюрьма позднего Средневековья. Стены из грубых каменных блоков были сложены с помощью зернистого строительного раствора. Камеры оснащены железными кольцами и цепями. К достоинствам постройки относилось проведённое сюда электричество: из зарешечённых лампочек под потолком лился свет.

Чуть ли не все убежища, учреждённые по указу Адамантовой Академии, производили впечатление исторических декораций. «Прикажи кузнецу из какого-нибудь убежища возвести тюрьму, – думала Изида, – и можешь быть уверен: в результате получится что-нибудь вроде этого – коллаж, который он соберёт из книг».

– И почему нельзя было для разнообразия прыгнуть в какое-нибудь более приятное убежище? – досадовала она, пока они шли в противоположный конец коридора. – В убежище рисовальщиков виньеток, например… Или вообще в какое-нибудь артистическое убежище – «Ла Скала», «Панорамика», «Бал цветов»?.. Почему всё время должна быть такая гадость?

– Ты же помешана на спасении мира – в каком же ещё углу спасать мир, если не там, где он болен?

Она подавила улыбку. Напускной оптимизм Дункана, если он, конечно, не был удачной маскировкой его сарказма, способствовал тому, что она с новыми силами и даже надеждой приступила к работе. Фурия, Финниан и компания – подростки с лёгкой склонностью к переоценке своих возможностей и к слепому идеализму – не обладали и половиной того опыта, который они себе приписывали. Дункан же, напротив, был в том возрасте, когда границы своих возможностей он давно понял, а потому пребывал в гармонии как с собой, так и с окружающим миром.