«Пока не доберётся», – мысленно поправилась она, осознавая, что не имеет понятия, сколько продлится это «пока».

Словно желая подкрепить терзавшие её сомнения, корабль шепнул:

– Их слишком много. Я не смогу вместить всех.

– Я знаю, – прошептала она в ответ.

На фоне окружающих природных катаклизмов и целого моря чернильных поганок, собравшихся внизу, голос Фурии казался тоненьким и слабым. Тем не менее она как раз собиралась продолжать, когда снизу послышался крик:

– Фу-урия!

Девочка перегнулась через поручни. На холодных и мокрых камнях в долине возвышалась одинокая фигура. До сих пор Фурия не замечала Федру, хотя, по логике, должна была видеть её, когда та пересекала свободное пространство между толпой и кораблём. Возможно, Федру сейчас было сложно разглядеть оттого, что та выглядела такой же серой, как и окружавшая её каменная пустыня Забытых земель.

– Они знают, что им делать! – выкрикнула Федра, устремив лицо вверх, к Фурии. – Ты всё ещё их недооцениваешь. Опусти трапы, и они взойдут на борт.

– Где Зибенштерн?

Женщина, когда-то изгнавшая полки Адамантовой Академии из ночных убежищ, с высоты палубы казалась маленькой и неприглядной. Она стояла примерно десятью метрами ниже Фурии, на каменистой почве. Казалось, что на неё обрушилось тяжёлое бремя, пригнувшее её к земле. Она коротко глянула на Фурию, потом повернулась и простёрла руку к холму, где в одиночестве, опираясь на свой посох, в развевающемся плаще и с седыми волосами, которые трепал ветер, стоял Зибенштерн. На таком расстоянии Фурия различила его в отблесках зарниц только потому, что чернильные поганки держались от него в отдалении. Даже среди изгоев Северин Розенкрейц оставался изгоем, и его изгнание, возможно, никогда не ранило его так, как сейчас.

– Старик всё рассказал мне, – продолжала Федра. – Теперь я знаю, что он натворил.

«А он с самого начала знал, что должна была натворить я! – с негодованием подумала Фурия. – И тем не менее ты сохранила ему жизнь!»

Ответ Федры потонул в многоголосом ропоте, поднявшемся в толпе чернильных поганок, когда «Бланш» опустила на землю трапы. За спиной Фурии Форнакс сжался в узкое пламя и, словно огонёк святого Эльма[13], скользнул по распоркам палубы наверх. Вскоре он совсем скрылся из виду, и Фурия предположила, что он вернулся на насиженное местечко на трубе.

– Бе-бе-бе! Трус несчастный! – высказалась петушиная книга.

Но Фурия не успела возразить ей: её вниманием снова безраздельно завладела толпа. Там, внизу, происходило нечто удивительное.