Патриций третьего класса Одиннадцать Ель скоропостижно скончался после болезни.

Патриций третьего класса Одиннадцать Ель, отважно служивший империи в Двадцать Шестом легионе под командованием яотлека Один Молния, умер вчера после быстротекущей болезни, сообщает его ближайший генетический родственник – сорокапроцентный клон Один Ель, к которому наш репортер обратился за комментарием на место его службы в Северо-Восточном отделе Центрального транспортного ведомства. «Смерть моего генетического предка застала всех врасплох, – сказал Один Ель, – и теперь я пройду множество анализов, чтобы определить, не ношу ли и я генетические маркеры, ведущие к инфаркту…»

* * *

На подходе к нашему сектору замечены тейкскалаанские суда – запрашиваем приказ – перехват невозможен из-за их высокого числа – на марше как минимум легион… Сообщение, полученное Декакель Ончу в должности номинальной главы обороны станции Лсел, от пилота Камчата Гитема, 252.3.11-6П (по тейкскалаанскому летоисчислению)

На подходе к нашему сектору замечены тейкскалаанские суда – запрашиваем приказ – перехват невозможен из-за их высокого числа – на марше как минимум легион…

Очнулась Махит в тусклом свете, в зудящем уюте от грубой ткани под руками и щекой, и с самой страшной головной болью в ее жизни. Рот как будто превратился в грязную пустыню – не сглотнуть от сухости, гадкий привкус. Горло саднило от крика, а левая рука глухо ныла – почти так же, как после случая с ядовитым цветком, – и она не мертва, и все еще мыслит полными предложениями.

Пока что неплохо.

«Искандр?» – с опаской спросила она.

<Здравствуй, Махит>, – сказал Искандр устало. В основном голос принадлежал другому Искандру – послу Агавну: постарше, погрубее, чем у Искандра, которого она знала и потеряла.

В основном, но не до конца. Ее Искандр как будто все еще существовал где-то в промежутках и трещинах – пропал хранивший его имаго-аппарат, но сам он все же не слабее ее присутствовал в фантазиях воспоминаний и образов после удаления аппарата. Они вместе населяли одну нервную архитектуру и эндокринную систему чуть больше трех месяцев. Маловато для интеграции – иначе не пришлось бы его заменять, – но она еще чувствовала его, помнила его версии воспоминаний Искандра: на пятнадцать лет свежее, с другими интонациями.

Теперь это ее воспоминания. От мысли о них мутило, из-за удвоенной памяти кружилась голова – вот почему, решила она, добавка второй версии того же имаго, даже записанной позже, не самая лучшая идея и почему этого никогда не делали.