Светлый фон
эту прекратить

«Искандр, ты мне нужен, мы должны работать, тебе нельзя умирать…»

умирать

Рука, которую обжег ядовитый цветок, ударила по стальному столу – и на один головокружительный миг она не могла понять, ее это боль – или же это воспоминание о том, как Искандр умирал с иглой, излучающей ядовитый жар, в собственной руке. Пробежала та же электрическая волна в локтевых нервах, что обозначала сбой имаго-Искандра, с которым она делила разум.

собственной

Что, если вся эта боль зря, если имаго-аппарат пострадал не от саботажа, а из-за самой Махит, и сбой – в ее нервах, и она напрасно просила Пять Портик ее вскрыть…

зря ее напрасно

<Махит>, – сказал Искандр. Внутренний голос был необычным, двойным. Прерывистым. Но был.

был

Позвоночник окоченел в ужасной дуге, которую она не могла ослабить. «Мы не умрем, если только ты не заставишь нас умереть», – ответила она тому голосу и сама пыталась в это поверить.

Ужалила игла – в этот раз ягодицу. «Пять Портик, – подумала Махит, – это Пять Портик пытается меня стабилизировать».

Плоская тьма проглотила ее, словно удар грома. Облегчение.

Интерлюдия

Интерлюдия

Разум – как звездная карта наоборот: скопление воспоминаний, условных рефлексов и прошлых поступков, скрепленное сетью электричества и эндокринных сигналов, сведенное до единой подвижной точки сознания. Два разума вместе взятых хранят огромную карту прошлого и настоящего, гораздо большую спроецированную карту будущих, – но два разума вместе взятых, как бы они ни были близки, переплетены, имеют и собственную картографию, чужую друг для друга. Теперь приглядимся к Дарцу Тарацу и Декакель Ончу, бывшим друзьям, многолетним коллегам, усомнившимся в мотивах друг друга: вот они встречаются в тихом уединении личной спальной капсулы Ончу. Их подвернутые колени почти соприкасаются. Звукоизоляция включена.

Внимательно приглядимся к точкам, где их картографии вселенной не совпадают.

Ончу принесла Тарацу свои доклады об огромных кораблях из трех колес, что движутся по станционному космосу и пожирают станционные корабли и пилотов; принесла и свой фриссон перекошенного гравитацией страха, вызванного ее имаго-линией в реакции на непознаваемое. Ей пришлось переступить через себя, чтобы признаться во всем Тарацу, но Шахтеры и Пилоты – давние союзники: две вершины правительства Лсела, что отсылают мужчин и женщин в черноту вне металлического корпуса станции.