– Да, – сказала Махит. – Запишу. Куда идти?

– О, у нас здесь есть все, что нужно, – сказал Шесть Путь. – Здесь императоры жили, месяцами. Голографическая камера – это пустяки, – он подал знак одному из помощников в серой форме, и те пришли в движение: кто-то вышел из зала, другие с некоторой опаской приблизились к Махит и императору на диване.

– Она выглядит так, будто ее проволокли через беспорядки, – сказал один. – Кровь, пожалуй, лучше так и оставить. Подходит для весомости ее новости.

– Даже варвары способны на жертвы, – сказал Шесть Путь. – Это всем стоит взять на заметку.

Пока помощники вели ее с дивана в помещение, выглядевшее в точности как императорский зал советов, который Махит видела в новостях, когда смотрела объявление войны за столом Девятнадцать Тесло, она изо всех сил старалась не чувствовать себя грязной. Совращенной. Использованной. Не получалось.

Не получалось, но и не помешало вновь рассказать все тайны – в этот раз работающим камерам, как можно более отчетливо и убедительно.

* * *

Император и Девятнадцать Тесло коротко, но яростно поспорили, откуда начать вещание: эзуазуакат требовала, чтобы все оставались под землей, но Шесть Путь дождался, пока она договорит всю лесть насчет его благополучия и хрупкости, а потом объявил, что он все-таки император всего Тейкскалаана и бесстрашно обратится к народу из храма солнца на вершине Дворца-Север, а она пойдет с ним и встанет рядом. Спорить с ним было невозможно. Махит чувствовала вес его авторитета, пусть и сократившегося, пошатнувшегося, – долгая тень восьмидесяти лет мира вытягивалась и влияла даже на этот момент.

Когда спор закончился, начался обычный административный хаос для постановки сложного публичного обращения без предуведомления – двадцать минут суеты, пока прислужники быстро переговаривались и переписывались. Император и Девятнадцать Тесло исчезли вместе с тяжело вооруженной охраной. Махит уловила краем глаза в сумбуре свиты, как уводят ребенка – Восемь Антидота, – и задумалась, сколько раз его уже таскали туда-сюда точно так же: перемещали по велению того или иного политического момента. На ходу он взглянул на нее – худенький мальчишка, внимательный, с прямой осанкой. Махит вспомнила птиц в саду Дворца-Земля. «Им даже не придется вас касаться», – сказал тогда Восемь Антидот. Он говорил о птицах – так ей тогда казалось, – но это была правда. Его не трогали. Перемещали, ни разу не коснувшись.

Саму ее отвели в другую комнату – поменьше, уединенную, засыпанную инфокартами и печатными книгами, с полустертыми голопроекциями на экранах. Кабинет. Посреди стоял диван, где Махит и присела. Кто-то подал теплое полотенце, чтобы стереть кровь и пыль с лица; кто-то другой привел Три Саргасс, которая в замешательстве вцепилась в большую чашку чая, и в итоге обе устроились рядом на диване, наблюдая за бурей активности. Махит чувствовала себя неприкаянной, полностью отрезанной от мира. Все опоры пропали. Даже Искандр в разуме стал лишь твердым и немым ощущением.