— А такую можно? — спросил я, доставая из сумки врученную торговкой «блендочку с пипицей». Это оказался каталитический бензиновый фонарь, исполненный в стимпанк-эстетике из стекла и латуни. Потертый и слегка помятый, явно не новый, но на удивление яркий. Я нацедил в его резервуар бензина из машины, просто из любопытства — работает ли. Работает.

— Такую — нужно, — с уважением сказала Клюся. — Басая блендочка! Азовка дала?

— Она самая.

— Азовка хупавая.

— Не то слово…

Мы двинулись в темноту коридоров, светя ее керосинкой и моей «блендочкой». Лайса шла за нами, тихо ворча что-то про дикие пещерные предрассудки и невдалых мужиков, которые ведутся на детские страшилки. Я делал вид, что это не про меня.

Вскоре я потерял направление в поворачивающих под неожиданными углами коридорах и понял, что сам отсюда буду выбираться долго. Однако Клюся шла уверенно. Под землей оказалось на удивление сухо, я думал, что идущие под болотом ходы должно подтапливать. По большей части они выложены старым темным кирпичом, но местами просто прорублены в известняковых породах.

— Кто и зачем это копал? — спросил я.

— Никто не знает, — ответила Клюся. — Говорят, они ровесники могильникам, а тем чуть не тысяча лет.

— Особенно вот эта стальная труба выглядит на все десять веков, — язвительно сказала Лайса, показывая на здоровенный круглый зев, куда можно затолкать упитанного бегемота. — При Ярославе Мудром катали.

— Мы под дамбой, — пояснила Клюся, — это мелиораторы воткнули.

— Стоп, — сказала вдруг Лайса. — Тихо. Там кто-то есть.

Мы прислушались — из трубы слышна какая-то возня и сопение. Как будто кто-то ползет и сейчас выползет… Мне даже жутковато стало — черт его знает, что за трубные выползни тут водятся и чем питаются. Или кем.

— Отойдите, — прошептала Лайса.

В руках у нее оказался пистолет. Звуки приближались.

— Выходите, полиция, — сказала она строго.

— Кто-кто? — донеслось из трубы, искаженное металлическим резонансом. — Вы серьезно?

— Еще как серьезно. Выходите. Руки держите на виду.

— Да-да, конечно…