Слишком философский вопрос для этого времени суток.
— Зачем тебе его жена? — спросила она снова, окончательно поставив меня в тупик. — Пусть заберет ее и уедет. Разве так нельзя?
Так, кажется, меня принимают за кого-то другого. Забавненько.
— Я не хочу с ним так поступать, — сказала она очень жалобно. — Это подло…
И вот тут, как только мне стало по-настоящему интересно, ей действительно понадобился тазик, да так срочно, что я еле успел метнуться за ним в ванную.
Через примерно минут пятнадцать откровений желудка со всей сопутствующей этому занятию эстетикой Лайса наконец уснула.
— Боже, взрослые, — встретила меня в коридоре сонная дочь, — боюсь спросить, чем вы там так громко занимаетесь. Но если именно это называется «секс», то я лучше останусь девственницей, спасибо.
— Обычное алкогольное отравление. Иди спать.
— А вы не будете больше топить в унитазе бегемота, или чем вы там развлекались?
— Бегемоты кончились. Спокойной ночи.
Дочь фыркнула недовольно и удалилась. Я принес бутылку минералки и поставил возле Лайсиной кровати, чем проявил максимум доступного мне сейчас гуманизма. Утро у нее будет хмурым.
«Экзистенциальность абстиненции», — предсказывал освещенный фонарем забор за окном.
«Экзистенциальность абстиненции»,
***
Мое утро было рабочим.
— Нетта, вход!
— И ничего такого не было, — сказала кобольдесса, оказавшись со мной в комнате над трактиром.
— Ничего, — подтвердил я.