Спустя несколько минут, с едва слышимым шипением-жужжанием, шлем раскрылся, явив им счастливое лицо Агронома. Целиком упакованного в
– Я веса брони совсем не чувствую, – закричал Агроном, с места прыгая вверх, через голову назад, приземляясь на ноги.
– Циркач, – вздохнул Белый, – пошли, ящер крылатый, работать. Рассказывай, что вчера наработали?
– Да мы, в общем, выпили слегка, – ответил Агроном.
– И тормознули поезд? – усмехнулся Белый.
– Нет, не тормозили, – Агроном был серьезен, хотя понял шутку, – как раз, наоборот, отпустило нас со стопора. И мы подумали, а какого, собственно… Что это изменило? Ни-че-го! Все то же осталось. Так же надо искать жрачку, железки и коней. Людей учить, полки сколачивать. Островитян встречать, в долину Широкой идти вселюдно и всеоружно. Потому работали над этим. А как до похода за хребет дело дойдет, там и вытанцуется. Сейчас главное – другое. Потому работаем! Я – в стройбат! Пока!
И махнув рукой, затянутой в неведомую, теперь – чудесную броню, убежал из Зала.
Белый удивленно и совсем немного, но растерянно, посмотрел вслед.
– Князь, – склонился в поклоне Сбитый Зуб, – не желает проверить своих «драконов»? Твоя придумка с конной пехотой оказалась очень удачной. Но нам нужно твое внимание.
– Что? Разучился выдавать волшебные пендали? – проворчал Белый.
– Я – не маг, – покачал головой Зуб, хотя уже не раз слышал это высказывание из уст как Белого, так и Агронома. И даже разок от Корня.
– Пошли, – вздохнул князь, – разберемся, кого пинать надо. Может – тебя?
И закрутилось.
Город, вроде бы умерший во время мятежа, как оказалось, только выглядел таким мертвым. Выяснилось, что большая часть горожан – основное население – никакого участия в «увеселении» не принимала. Заперлись в домах и подворьях. Бунтовщиков, вылезающих под шумок пограбить, встречали батогами и дубинами, а людям Белого они и сами были неинтересны. Сопротивления не оказывали, распахивали ворота, позволяя зайти в дом или во двор, показывая, что не укрывают мятежников. Пока город был завален трупами и мусором, так же сидели взаперти.
А как появилась работа, жизнь хозяйственная забурлила, город наводнился суетящимися людьми. Когда народ привык к бумажным распискам Казначейства княжества, торговцы открыли лавки. Торговля шла и за монеты тоже, но с оглядкой. Но в основном – за бумажные деньги. А монеты стекались в Казначейство. И не только изъятием из оборота насильно. Налоги же монетой принимались наравне с деньгой.