И пошел, насвистывая этот мотив. Простой, но легко запоминающийся мотив очень быстро стал популярным. Его напевали и насвистывали чуть ли не все. А Ворониха слышала в этом издевку над ней. Ей чуть ли не в лицо смеялись. За спиной – точно. А в лицо насвистывали этот самый мотив: «Иди на хрен! Навсегда!»
Девушка кинулась за утешением и защитой к Агроному. Его нелегко было найти, еще сложнее было к нему прорваться. Люди ее очень явно не хотели допускать до Агронома, этим отвлекая его от более важных, с их точки зрения, дел. Но, с ее точки зрения, такое недопустимое поведение всех и такое отношение к ней были просто категорически неприемлемы. Потому она рвалась к Агроному очень решительно. А перечить магу крови, пусть и не очень сильному и не слишком умелому, но очень злому, а зная ее сестру, можно было предположить, что не совсем вменяемому, было не только опасно, но и безрассудно.
Агроном выслушал девушку, молча, с отрешенным видом, постоянно смотря куда угодно, только не на нее, чужими глазами.
– Слушай, краса, давай вечером пересечемся, обсудим? Хорошо? Видишь, запарен я немного. В голову ничего не лезет! Давай, до вечера!
И тут же вскочил на коня, ускакал. Даже не поцеловав на прощание. Девушка готова была разрыдаться от обиды. А тут еще кто-то со спины крикнул:
– Ты кто такой? Давай – до свиданья!
Девушка мгновенно вскипела, обернулась, готовая порвать наглеца в клочья, но оказалось, что это страж гнал взашей какого-то оборванца, что решил просить подаяния у богато одетых господ.
Девушка напрасно искала извозчика, что привез ее сюда, в эту вытоптанную Пустошь, где велась какая-то воинская суета, для нее не особо и понятная. Хотя ее отец и был очень умелым воеводой, но сама Ворониха больше увлекалась пирами, турнирами, скачками, вечеринками, зваными ужинами и другими мероприятиями, где можно было пообщаться с такими же веселыми и неглупыми молодыми людьми, как она. А вся эта воинская суета потных, вонючих мужиков ее раздражала. Их тупые морды, телячьи глаза, что пялились в вырез ее платья, их приоткрытые вонючие рты, корявые речи – всё доводило ее до исступления.
Оборванец, прогнанный стражем, впрягся в какую-то легкую двухколесную коляску, тихо и вкрадчиво обратился к Воронихе:
– Моя госпожа не желает доехать до города? Вмиг домчу!
– Ты? Без коня? – удивилась девушка.
– Не сомневайтесь, госпожа! Моя повозка очень легкая на ход. И мягкая. Видите эти струны жил? Они смягчают ход повозки на неровностях дороги. Как на лодке поплывете.
Не то чтобы Ворониха поверила этому оборвышу, сколько у нее не было другого выбора. Но она сама удивилась и признала правоту впряженного в двуколку мужика. Он легко бежал по дороге, без видимых усилий ведя за собой повозку, а сама девушка совсем не страдала от ям и бугров, покачиваясь на сиденье, как в лодке.