— Похоже на то.

— У нас здесь то же самое. Полный хаос. В России прошло полвека после коммунизма, а в обществе по-прежнему никакого порядка. Если ты, конечно, не олигарх и не шлюха. Раньше все были сыты, у всех была работа и всех уважали.

— Откуда ты знаешь? Ты тогда еще не родился.

— У меня это в крови. Мой отец был революционером, который учил меня по-старому. Мой дед стоял рядом со Сталиным, когда мир дрожал и падал на колени, если СССР чихал!

— Это было до или после того, как он убил шестьдесят миллионов русских во время своих погромов?

Микоян досадливо качнул головой:

— Западная пропаганда! Если бы мы не стали слабыми и не захотели обедать в „Макдоналдсе“, мы бы стали сильнее, чем Америка. Тогда я бы сейчас говорил тебе, что президент Кеннеди убил двадцать миллионов своих граждан.

— Но он их не убивал.

— Откуда ты знаешь? Победители всегда переписывают историю. А может, он убил сорок миллионов или даже больше.

— Товарищ, ты и правда веришь в эту чушь?

Микоян лукаво улыбнулся.

— Я верю в то, что все возможно, и я знаю, как они… — он неопределенно махнул рукой, показывая куда-то вверх, — извращают истину. Мы оба это знаем. Нас с тобой, Конор Смит, не так уж много и разделяет. Мы никому не доверяем, потому что всем есть что скрывать. В конце концов, всем правительствам, всем политикам, всем бюрократам во власти ничего другого и не остается, кроме как врать. Они лгут для того, чтобы выжить. — Микоян широко улыбнулся. — Пора возвращаться к коммунизму. Вот единственно правильное решение! — Он вскрыл упаковку фруктовой жевательной резинки и сунул в рот несколько подушечек. — Что значит гибель нескольких миллионов по сравнению с выживанием семи миллиардов?

— Такова твоя цена, товарищ? Двадцать миллионов, а может, и больше? Так вот что лежит в основе коммунистической мечты?

— Ба! Я богат, потому что у меня нет другого выхода. Без денег в России умрешь с голоду. Вот что такое капитализм! В прежнем СССР мне бы не позволили голодать. — Микоян фыркнул и снова взмахнул руками, показывая, что вступление закончено. — Итак, Конор Смит, признавайся, в чем тут дело?

— Понятия не имею. Странно, что Бонэм узнал о нашей с тобой договоренности…

Микоян пожал плечами:

— Мне трудно было не признаться в этом. Ты ведь знаешь, какой он подозрительный. Джим… он определенно замешан в деле, — решительно продолжал он.

— Согласен. Бонэм считает, что Джим — робот.

— Бонэм сообщает лишь то, что хочет. Важно понять, хочет он, чтобы робота схватили, или нет.

— Согласен. Я одного не понимаю: кому понадобилось меня подставлять?