Ватуэйль возвысил голос.
— Я предлагаю решить дело голосованием. Идет?
— Идет, и давайте не будем больше тратить время впустую, — сказал пурпурный, пристально глядя на Ватуэйля.
Они проголосовали.
Затем вернулись за свои столы. Кто-то сидел неподвижно. Кто-то покачивался на веревках. Воцарилось полнейшее молчание.
— Да здравствует хаос, — проронил желтый. — Война за Преисподнюю превратит Реальность в Ад.
Зеленый вздохнул.
— Ну, знаете, если что-то пойдет
Пурпурный фыркнул.
— Сомневаюсь, чтобы они простили нас и через миллион лет, даже если все пойдет как по маслу.
Ватуэйль тяжко вздохнул и медленно покачал головой.
— Храни нас судьба, — сказал он.
ВОСЕМНАДЦАТЬ
ВОСЕМНАДЦАТЬ
Больше всего Вепперсу досаждали лузеры, которым удавалось пробиться наверх. Он понимал, что так уж устроена жизнь во всем ее многообразии: время от времени тот, кому полагалось бы скатиться по кривой дорожке, ведущей вниз, в те мрачные клоаки, где обитают отбросы общества и подонки, по воле случая обретает власть и богатство, становится объектом восхвалений окружающих и купается в роскоши.
Прирожденные победители по крайней мере знают, как себя вести в высшем свете, и неважно, вошли они туда как потомки богатой и могущественной семьи либо же заслужили эту привилегию прирожденными талантом и амбициями.
Лузеры, которым повезло пробиться наверх, неизменно портят всю обедню. Вепперс знал толк в заносчивости и высокомерии; ему неоднократно доносили, что, по мнению других, он сам наделен этими качествами в полной мере и даже с избытком. Но право вести себя так надо заслужить, выгрызть, немало потрудиться, чтобы заполучить его.
Ну или, на крайний случай, твой знаменитый предок должен был заслужить его.
Но людей, которым были присущи высокомерие без веских на то оснований, надменность, не подкрепленная реальными достижениями, выскочек-везунчиков, которые очутились в одном кругу с ним по досадной случайности и теперь воображали, будто она дает им право задирать нос так же высоко, Вепперс почитал за мерзавцев.