Случилось так, что мне выпало в числе других идти в арьергарде армии, прикрывая отступление и заодно охраняя королевский обоз. И если вам скажут, что этот обоз ломился от золота и драгоценностей, взятых нами в качестве военной добычи, знайте – вам снова врут. Не было в том походе богатой добычи, а государь наш Карл был королем-воином и никогда не таскал с собой на войну телег с драгоценной утварью и наложниц, разряженных в шелка. То был простой военный обоз, груженный продовольствием, водой, запасными наконечниками для стрел, копейными древками, подковами, веревками, осадным инструментом – одним словом, всем тем, без чего не проживет любая армия. Голодный солдат – плохой солдат, судари мои, и что толку в самой отчаянной храбрости, если на стрелы врага ты можешь ответить лишь бессильной бранью? Да и в обозе ли дело? Мы и только мы были тогда надеждой и защитой армии и короля, мы то и дело подвергались неожиданным нападениям, на наши головы падали камни со скал, в нас летели стрелы из-за каждого куста. Все это хорошо понимал Карл, а потому поставил во главе арьергарда одного из своих любимцев – стольника Эггихарда, а в придачу к нему – пфальцграфа Ансельма и маркграфа Хруотланда – префекта бретонского рубежа.

Я почти ничего не знаю о нем – он служил далеко на севере и неожиданно присоединился к войску перед самым походом. Суровый, неразговорчивый, а еще – гордый. Именно из-за этой гордости, говорят, он и поссорился с королем. Из-за гордости и своего меча.

Хэй, что это был за меч! Длинный, чуть ли не в руку взрослого мужчины, обоюдоострый клинок с выбитыми на лезвии непонятными письменами. Маркграф взял его в бою, когда восставшие племена диких бретонцев напали на Ванн – столицу марки, отстроенную и укрепленную еще отцом нашего короля. Об этом мече говорили всякое. Говорили, он давал своему владельцу силу десяти мужей. Говорили, что он не тупился даже после самой жестокой сечи. Говорили, что когда-то давно великий мудрец и колдун выковал его из камня, упавшего с неба, для славнейшего короля в мире. Будь они прокляты, говорившие это!

Возможно, если бы Хруотланд преподнес этот меч Карлу, как ему советовали наперебой и друзья, и враги, все было бы иначе. Возможно, не изменилось бы ровным счетом ничего. Что теперь проку гадать? Король с войском ушел вперед. Маркграф вызвался охранять обоз. Сам, добровольно, хотя и оказался лишь третьим по старшинству. А меч? Меч остался с ним.

Ну и мы – непобедимая франкская пехота, сила и гордость армии, профессиональные воины: франки, бургунды, лангобарды, окситанцы, бретонцы, фризы, готы и сыновья еще многих народов и стран – чуть более восьмисот человек. Среди нас почти не было всадников, и дело даже не в том, что роль конницы в победах короля тоже много раз переврали, чрезмерно преувеличивая значение благородных господ. Не спорю, таранный удар сомкнутого строя всадников в тяжелых бруинах, когда пробивная сила копья во много раз увеличена массой мчащегося скакуна, ужасен. Но послушайте меня: наш путь лежал по горам и ущельям, узкие тропки вились змеями, и над нами со всех сторон нависали склоны, густо покрытые лесом. Ну и где, скажите мне, в таких условиях показать себя тяжелой кавалерии? Кого преследовать и какой строй разрывать в клочья, если место, в котором могут плечом к плечу встать хотя бы пятеро мужчин, может не встретиться за целый день пути? Наконец, где взять таких лошадей, что будут, как козы, прыгать с камня на камень, а не дико ржать, бешено вращать глазами и упираться всеми четырьмя ногами при переходе через малейшую расщелину? Молчите? И правильно делаете.