Отец покачал головой.

– Вот что скажу тебе, Петр. Я простой крестьянин, грамотам не обучен, да жизнь долгую прожил. Уж не ведаю, чья там правда, да только пусть Юрский с Михалем сами меж собой подерутся. А наша забота крестьянская – землю пахать, а не правду искать.

Петр покачал головой.

– Не понимаешь, отец. Победят бандиты – и конец родной земле.

– Земля что трава, – возразил отец. – Сапогом по ней пройдись, наутро встанет. Выжги – по весне вырастет. Уж и под басурманами сидели, и мзду платили, и какие только полчища по нашей земле не ходили, да все одно сгинули без следа, а мы остались. Кто землю пахал – тот и ныне пашет.

– Не прав ты, отец, – ответил Петр. – Сильно не прав. Один землю пашет, другой в земле лежит, и не угадать, с кем окажешься.

– На все божья воля, – пожал плечами отец. – Ты большой уже, Петр, решай сам. А мне хлев чинить надо – за меня его никто не починит.

Петр кивнул.

– Тогда, отец, дай мне скакунов для ополчения – если не всех трех, то хоть пару.

– А землю чем я пахать стану?

– Так не будет земли иначе.

Отец сурово взял его за плечи.

– Тебе, Петр, твой генерал съел мозг спинной, а взамен свой уложил. Тут понять пора, что раз время пришло лихое, то покой не настанет, пока земля трижды кровью не умоется. И тебе не умывать ее следует, а скакать домой на мельницу, грузить Аленку в телегу да мельника с женой и катиться подальше из наших краев, пока смута не уляжется. Потому что нам с матерью от тебя нужны не головы врагов, а внук или внучка.

– Нет, отец. Прости, не указ ты мне сейчас. Как я людям в глаза смотреть стану? Пойду в ополчение.

– И я!!! – закричал Степашка изо всех сил, а затем вытащил из-за пазухи свою медную трубу и затрубил пожарную тревогу, как учил его когда-то добрый толстый Ефим.

* * *

Степашку, конечно, Петр с собой не взял – махнул рукой и ускакал. Степашка побежал за ним бегом и бежал изо всех сил. Но куда пешему за ящером? Степашка все бежал и бежал через леса и поля и остановился только когда понял, что пыль улеглась совсем, и теперь не понять, куда уехал Петр.

Впереди расстилался дальний луг – Степашка тут бывал редко, место считалось болотистым и нездоровым. Над хвощами носились крупные стрекозы. Вечерело. По болоту плыл туман, и пахло невкусно: сыростью, гнилью, далекой гарью да еще бог знает чем. Со всех сторон подступал холод, и Степашке снова захотелось спать. Он вошел в лес, забрался на дерево, снял пояс и крепко привязался к ветвям, чтоб не упасть во сне. «Сейчас закрою глаза, – подумал он, – только на минуточку. И сразу открою».