Войтек на что-то очень досадовал, возможно, на то, от чего у него под глазом был большой разноцветный фингал. По большей части он злился на Чомбо, смурного молодого человека, которого Милгрим видел в магазине «Бирошек и сын», хотя трудно было вообразить, что Чомбо на кого-то поднял руку. Милгрим бы сказал, что ему зад поднять от стула и то непомерный труд.
Милгрим предпочел бы ехать на переднем сиденье рядом с Фионой, но она велела им с Войтеком сесть на полу в багажном отсеке микроавтобуса «субару». Отсек, площадью примерно с две стиральные машины, был частично занят черными пластмассовыми ящиками. У каждого на крышке было написано «ПЕЛИКАН», что явно означало марку производителя, а не содержимое. Войтек был в серых спортивных штанах с крупной надписью «B.U.M. EQUIPMENT»[41] через всю задницу и замызганными коленями, в толстых серых носках, серых фетровых тапках, которые Милгрим видел на нем прошлый раз, и голубой, очень старой и засаленной куртке с логотипом «Амстрад» на спине; буквы потрескались и облупились.
В «субару» имелись шторы, серые, на всех окнах, кроме лобового и передних боковых. Все задернутые, что радовало, поскольку значительная часть автомобиля была прозрачной, включая потолок, через который Милгрим видел верхние окна проносящихся домов. Он не знал, где они, в какую сторону свернули от «Танки & Тодзё» и куда едут. На встречу с Бигендом, наверное. Встречи с Бигендом стали постоянной частью его жизни: как анализы мочи, только чаще.
– Я не для того ехать в эту страну, чтобы меня терроризировали спецслужбы, – хрипло объявил Войтек. – Я не ехать в эту страну за
Милгрим, изо всех сил стараясь сохранять нейтральное выражение, кивнул. Колени новых габардиновых брюк упирались ему в подбородок. Он надеялся, что не растянет их.
– Оруэлловский сапог на лице –
– Чего он тебя туда отправил? Не верит, что там чисто? – спросила Фиона, как будто речь идет об уборке офиса. Левой рукой она переключала передачу.
– Руки у него чешутся занять меня делом, – с отвращением произнес Войтек. – Пока он пьет кровь трудового народа.
Последняя фраза ностальгически тронула Милгрима, и он повторил ее по-русски, мысленно перенесшись в университетскую аудиторию, где впервые ее услышал.
– Русский, – сказал Войтек, сузив глаза, как другой сказал бы «триппер».
– Извините, – машинально ответил Милгрим.
Войтек умолк, но было видно, что он кипит негодованием. Они ехали по прямому отрезку дороги, и Милгрим, подняв глаза, увидел, что зданий вокруг нет. Мост, решил он. Машина замедлилась, повернула. Снова замелькали здания, невысокие, обшарпанные. «Субару» подпрыгнула, переезжая через что-то, и остановилась. Фиона заглушила мотор и вылезла. Милгрим, отодвинув занавеску, увидел мотоциклетный двор Бенни. Тот как раз шел к машине. Фиона открыла заднюю дверь и взялась за пеликановский ящик Войтека.