«Лекаря надо…» – тоскливо подумал Денис, прекрасно осознавая, что тут никакой лекарь не поможет.
«Здесь толковый некромант нужен, – вздохнул внутренний голос. – А лучше Архимаг…»
«А где ж его взять, если все хорошие некроманты рядышком лежат, – Денис скользнул безучастным взглядом по длинной веренице тел, – или в заклинательном зале у Ортега сидят. Так те нам точно не помогут…»
Непонятно на что надеясь, он расстегнул командорскую шкиру и приложил ухо к груди Шэфа. К его величайшему сожалению, чуда не случилось – кожа была холодная и липкая от предсмертного пота, однако Денису вроде бы послышался какой-то слабый звук – то ли отголосок каких-то биохимических процессов, все еще происходящих в мертвом теле, то ли просто звуковая галлюцинация – мозг принял желаемое за действительное, но старшему помощнику показалось, что он услышал удар сердца!
Денис начал напряженно прислушиваться, но был вынужден прерваться из-за раздавшегося вдруг негромкого детского плача. Старший помощник поднял голову и недоуменно огляделся. В это время из-за поворота коридора показалась группа гвардейцев. Участия в спасательной операции они не принимали, а шастали, как тараканы, по развороченному коридору и открывшимся после взрыва внутренним помещениям дворца, чего-то выискивая и вынюхивая. До этого момента старший помощник на них внимания не обращал – не мешают, и ладно. Людей без них хватает, даже с избытком.
А теперь обратил. Двое гвардейцев тащили за шкирки, как котят, двух маленьких девчонок, лет пяти, которые плакали тихо и обреченно. Детский плач бывает очень разным. Ребенок может плакать, если не получил от родителей новую игрушку, или конфету, или еще чего-нибудь – это капризный плач; может плакать, если у него что-то болит – жалобный плач; дети в детдомах плачут не издавая звуков, чтобы не раздражать воспитателей, иначе их побьют – беззвучный плач; могут плакать от страха и еще от множества различных причин.
Девочки плакали обреченно – они знали, что их убьют, и негромко – знали, что их ничто и никто не спасет. Каким образом Денис, у которого никаких детей никогда не было и который на них и внимания-то особого… да и не особого, никогда не обращал, сумел разобраться в тонкостях детского плача было непонятно даже ему самому, но он разобрался и ненависть перехватила ему горло, выдавливая оттуда комок от Шэфа.
Добыча гвардии не ограничивалась девчонками, третий, так же за шкирку, но уже по-настоящему – не за платье, а за кожу, тащил кого-то чрезвычайно смахивающего на Чебурашку – маленького, коричневого, ушастого и глазастого. Еще парочка несла в руках какие-то то ли статуэтки, то ли канделябры, судя по цвету золотые.