Догадайся Лаура отобрать у нее уником, сейчас Ане не пришлось бы так краснеть. Она опустила взгляд:

— Я была не в себе. ДНК мне не поменяют. Так что и морду можно оставить.

— Так что станешь теперь делать, Аня?

Вопрос, определенно, был прекрасный. А вот то, что дельного ответа на него у Ани пока не имелось, было существенно менее прекрасно.

— Уволюсь без хороших рекомендаций. Я всегда так делаю. Циклическая ошибка, знаешь ли.

— А потом?

По правде говоря, так далеко в будущее Аня не заглядывала. Она даже не знала, что обнаружит в своей квартире: саркофаг или стильный кулон в минималистичном дизайне. Хотя — здесь она себе не врала — войну с Харриэт Аня не начала бы даже при последнем раскладе: у нее просто на это не осталось ни сил, ни злости. Это было бы примерно так же осмысленно, как объявить, что не согласен с действиями солнца, встающего на востоке, и будешь бороться с ним до последней капли крови.

— А потом уеду отсюда подальше. Совсем далеко. К черту.

Повисла пауза. Андрей вертел в руках зажигалку, но не курил. Он вообще был тем еще аккуратистом, и в машине у него Аня сигарет никогда не видела.

— Я, конечно, дура, — пробурчала она, когда пауза стала уж совсем ощутимой. — Но все-таки не настолько, чтобы рассчитывать уговорить тебя составить мне компанию.

Андрей неожиданно хмыкнул, почти весело:

— Дурой тебя назвать тяжело, хотя, не отрицаю, многие вещи в жизни ты делаешь не как все люди, это точно. Мне кажется, что-то в моем признании в любви ты прослушала. Оно, конечно, по форме было не ахти, но вроде с ясным содержанием.

К сожалению, провалиться через кожаное сидение и асфальт прямо в ад было технически невозможно.

— Страшно сказать, я его прослушала от начала до конца, — созналась Аня. — Ни хрена не помню. Боюсь спросить, что тебя заставило?

— Влюбиться? Да чтоб я знал. Мне надо было еще в нашу первую встречу понять, что ты заставишь меня побегать. Но, по крайней мере, с тобой не соскучишься, вот уж точно.

— Нет, сознаться.

— Ну, ты сама спросила. Что-то вообще такое невероятное в твоем духе, мол, ты будешь любить меня, если я поменяю лицо, и от меня вообще ничего не останется, кроме души, которой, как известно, нет. Честно говоря, вопрос был сформулирован сложновато для моего понимания.

Аня едва не взвыла:

— Ах ты ж…

— Успокойся, я все равно сказал, что буду.