— Евгения, как богиню. Старуха моя, ик, чтоб ей не лежалось, очень девочку хотела, ик, и обещалась богине назвать третьего ребенка, ик, в ее честь. Если девочка будет.

— И что?

— А родился я.

— Так ты баба? — искренне удивился Кривозуб.

— Сам ты баба! Щас рожу разобью! — потянулся через стол оскорбленный мошенник.

— Ну, ну, Пройдоха, не кипятись.

— В общем, меня так и назвала. А потом всем говорила, мол, испугалась гнева богини, дура трехнутая. Я все детство бабой был, в платьях ходил, пока не сбежал. С тех пор женщин, ик, ненавижу.

— А папаша что же?

— А он ноги сделал еще до меня.

— Да, и как вы, смертные, только не учудите со своим потомством, — непонятно ответил Кривозуб, вставая. — Значит, так-таки ненавидишь?

— Да!

Этот женоненавистник оказался прямо подарком судьбы.

— В борделе на улице Фиалок, я тебе скажу, можно хлестать баб по заду прямо плетью — только плати.

— Откуда знаешь? — заинтересовался Ген.

— Да так, была там одна знакомая. Так вот, а не сходить ли нам туда, как обстряпаем дельце?

— Дык, если хапнем, то можно.

— Заметано, в храм пойдем завтра, бывай.

Однако ж на деле все вышло не так просто. Марьям оказалась крепким орешком: добрая, но не глупая, отзывчивая, но строгая к себе, она плохо поддавалась на бесхитростные потуги Пройдохи, и Джиалло пришлось вмешаться.

— Здравствуй, Мэри!