— Ну что? — спросил он. — Не скучали тут без меня?

Голос был хриплым и каким-то деревянным. Годунову подумалось вдруг, что криворукий вологодский конвойный, рубивший князю голову в три приема, мало что всю шею изуродовал, так еще и связки, похоже, размозжил так, что их пришлось отдельно сшивать, суровыми нитками.

А вот следующей мыслью стало: «Неужто это не пустые слухи, и сатанинский доктор, Менгеле, вправду выучился ЭТОМУ? Оживлять и призывать на службу покойников?»

— Ты меня не бойся, — седые усы князя шевельнулись, как бы обозначая улыбку. — Я тебя не трону, ты не беспокойся. Пришел вот воздать предобрейшим за презлейшее, хех!

Слова эти Годунова не успокоили совершенно — скорее наоборот. Зато судорога, сжимавшая челюсти, отпустила.

— Ты живой? — задал он главный вопрос.

— Спятил, что ли? — заскрипело в темноте. — Запамятовал, как мне голову рубили?

— Откуда тогда сам явился? — задал Годунов второй главный вопрос.

— Да уж не из райских обителей. Не такой я жизни был человек, чтобы в рай взяли. Мог бы и в самое пекло влететь, да вы мне пособили. Ибо убит я был без вины, аки агнец жертвенный заклан… А посему ада я избег. Отвели мне для пребывания вечность типовую малобюджетную.

— Это как же? — заинтересовался Годунов.

— А вот так. Одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки. Зато пиво приносят. Слабенькое, но зато сколько хошь. С него даже до ветру ходить не надобно — само всё впитывается.

Годунов машинально отметил, что покойник, и при жизни дородный, после смерти совсем уж неприлично раздобрел.

— А кто пиво приносит? — решил он уточнить на всякий случай. — Пауки?

— Бесенята мелкие. Их там ботами называют. Глупый народишко, подай-принеси. Рассказать что-то могут, но только из прошлых времен, и на вопросы не отвечая… — Курбский зевнул, прикрывая рот ладонью. — Ну хоть с тобой поболтаю. Устроил мне такую возможность владыка мира сего.

— Диавол? — прошептал Годунов.

Курбский услышал.