Подопытный кончался, в довольно неаппетитных судорогах. Доктор Менгеле, огорченно вздохнув, извлек из его вены полую иглу, подсоединенную к опустошенному резервуару из кау-чука: опять неудача, да что ж такое!.. Аккуратным, ничуть не медицинским, почерком записал в лабораторном журнале: «Заход с бубны под трефу — проигрыш с подливой. Хотя трефа под бубну — плюс (см. NN 18-S, 12-W). Старшинство мастей подтверждается??» Для чужих глаз лабораторный журнал не предназначен, но предосторожности лишними не бывают.

Такой уж нынче день выдался: и на секретном полигоне, в подмосковном Бутово, оба подопытных — экс-полковник ночных и какой-то свежеобращенный торопыга — отдали богу душу (хотя какая там душа, и какой бог?..) от солнечных ожогов: солнцезащитный крем нового состава оказался хуже предыдущего… Бутовский полигон в Дозорах называли, с подачи доктора медицины, «солярием», и слово это оказывало на кромешников такое же примерно воздействие, как на простых обывателей — выражение «профилактическая беседа на Лубянке»…

Увы, удивительные медицинские познания, так и сыпавшиеся из уст (если так можно выразиться…) Вещего Попугая, всегда сидящего на плече годуновского контрразведчика Иоганна Зильбера, местами зияли обширными лакунами — и заполнять те лакуны можно было лишь экспериментально, исконным методом проб и ошибок. И хвала Господарю Владу, что с материалом для тех «проб» и тех «ошибок» в этой стране проблем нет — да хоть тебе кромешников для Бутовского солярия!

Впрочем, тамошние «ошибки» — случай особый: Менгеле таким способом просто набивал себе цену в глазах заказчика — всё того же Владимира Владимировича, — демонстрируя, сколь сложна стоящая перед ним, доктором, задача. Тогда как все ингредиенты настоящего солнцезащитного крема, способного уберечь кожу вампира от солнечных ожогов, были им (только — тс-ссс!..) успешно расшифрованы — по попугайной болтовне — давным-давно, и крем тот мог быть, при нужде, предъявлен заказчику «как только, так сразу».

Что до попугая, то он, без сомнения, принадлежал раньше кому-то из величайших алхимиков всех времен и народов, и много чего запомнил из разговоров прежнего хозяина. Одноногий англичанин, похоже, и сам не догадывается, какое сокровище ему досталось; частенько встречаясь-раскланиваясь с тем на заседаниях Опекунского совета и Особого трибунала (оба они входили в свиты своих патронов и их ближний круг), доктор сделал для себя вывод, что бравый мореплаватель, если и владеет латынью, то на сАмом что ни на есть церковно-приходском уровне — и бОльшая часть того, о чем неумолчно трещит Ларри Флинт, просто недоступна его пониманию. Ну а уж окружающих унтерменшей любого чина можно и вовсе не брать в расчет. Включая сюда и самогО Владимира Владимировича — который тоже, между нами говоря…