В маленькую железную дверь в стене меж тем барабанили вовсю — сроду такого не случалось, что там у них стряслось? На дверце той, с внешней ее стороны, красовалось: «Совершенно секретно, вход воспрещен под страхом смерти»; предназначалась она для передачи в его распоряжение новых подопытных (и вывоза актированных), и запиралась лишь с этой, его, стороны (сов-секретность же!). А поскольку голова Менгеле была сейчас всецело занята решением проблемы с недоликвидированным Ивашкой, он отомкнул тот запор без раздумий — и лишь разглядев перед собой мудниры кромешников, запоздало сообразил, разом оледенев от ужаса и качнувшись на мигом ослабших ногах: это ведь — ЗА НИМ ПРИШЛИ!!
маленькую железную дверь в стене
подопытных
актированных
решением проблемы
недоликвидированным
«Сколь веревочка ни вейся, а совьешься ты в петлЮ»…
Но, по прошествии ужасного мига, оказалось — нет, пронесло! Пронесло!! Пронесло!!!
Дверь распахнулась настежь, и в нее протиснулись четверо кромешников в форме (доктор механически отметил для себя свежие солнечные ожоги на лицах обоих ночных), бережно-бережно несущих на руках раненого — важного, видать, чина. Как ни странно, Менгеле сперва узнал свой солнцезащитный крем, что покрывал сплошной белой маской лицо доставленного. Дело в том, что склянку сей «Снежной эмманации» он буквально пару часов назад вручил влад-владычеву ординарцу, по сверхсрочному и сверхсекретному запросу Господаря (успев еще подумать со смешком: «Он там с обращением к народу, что ли, собрался самолично выступать, с Красного крыльца?»). И лишь затем — как обухом по голове — пришло осознание: да ведь раненый-то — и есть сам Господарь!
ночных
— Лечи давай, доктор! — щегольской наряд появившегося следом Чеснакова был облеплен подземной известкой и паутиной, точь-в-точь как у предыдущих визитеров, а тон не сулил ничего хорошего. — Займись-ка уже прямым своим делом!
И Менгеле с усталой отрешенностью подумал, что вот, второй уже раз за последнюю пару часов перед ним ставят вопрос ребром: «Вылечишь — останешься жив». Ибо если Господарь — единственный ему заступник в этой Богом проклятой стране — не выживет, то и ему тоже конец. Ибо взоры, какими сейчас сверлили его кромешники, говорили ясней ясного: они ему тогда мигом припомнят и Бутовский солярий, и много чего еще.
Бутовский солярий
Это, как ни странно, и позволило ему взять себя в руки: ладно, чему быть — того не миновать…
— Раненого — на стол, живо! Разденьте его, аккуратно!
Обернулся к Чеснакову, распорядился повелительно:
— Доложите обстоятельства!