— Ну, вы же сами цитировали мне Господаря: «Незаменимых нет», — криво усмехнулся Менгеле. — Ладно: укушенного — на стол, живо!

Однако разглядев того укушенного, доктор всё же присвистнул:

— Кто она? В смысле — как мне ее записать в лабораторном журнале?

— Запишите ее просто: «миссис Бонд», — любезно улыбнулся коммандер.

— Ах, вот даже как… понятно. Мне нужно несколько капель ее крови, на кончике ножа. Вот так… Shto skazhesh, Ivashka?

Служилый упырь уже оклемался и сидел на полу, прикованный табельными наручниками к решетке одной из клеток вивария.

— С кислинкой! — выдал он своё заключение, осторожно облизав лезвие бондовой навахи. — И резус есть.

— Неплохо! — одобрил Менгеле. — Бубна у нее, стало быть — таких больше трети. И заходить под нее можно и с бубны же, и с червы… Плюс резус… Сейчас глянем в лабораторном журнале — кто из наших необращенных с таким сочетанием.

Меж тем обитатель клетки, к какой приковали Ивашку, услыхав рядом иноземную речь, тоже что-то залопотал по нерусски.

— Никак, гишпанец? А он-то тут откуда? — удивился Бонд и уточнил: — Эль эспаньол?

— Си, си, сеньор!! — глаза сданного на опыты зажглись безумной надеждой, а пальцы отчаянно стиснули прутья решетки.

Бонд вслушивался в сбивчивую речь узника, изредка прерывая ее уточняющими вопросами, и выражение лица его при этом, к некоторому удивлению Серебряного, становилось всё более замкнутым и отчужденным. Наконец он прервал те излияния, бросив «Буэно!» и обернулся к князю:

— Это отец-инквизитор, из Севильи. Приехал сюда по мыльным делам, и угодил в разборку между дневными и ночными. «Передайте, — просит, — Господарю Цепешу: произошла чудовищная ошибка!»