— А, Цира, — сказал я, забирая у нее бумаги, — поняла теперь, что невинного человека опорочить хотела?

— Я же не знала…

— Да. Многого ты еще не знаешь о людях, Цира.

— А что я должна была думать, когда он открыл мне дверь и тут же повалился на пол? Весь забинтованный, морда опухла… Я его еле до кровати дотащила…

— Ты целить умеешь, Цира?

— Нет. Я работаю только с тонкими планами.

Я плюнул и пошел пичкать Мурзика аспирином.

Бригада явилась через две стражи. Неопрятного вида дядя влез в кухню, брезгливо посмотрел на Мурзика и велел мне снять с него повязки.

Я снял. Под повязками все распухло и покраснело. Дядя сдавил мурзикову руку пальцами, посмотрел, не выходит ли гной. Гноя, вроде бы, не было.

— Так у него и не воспалилось вовсе, — сказал дядя недовольно. — Зачем вызывали-то?

— Откуда мне знать? — огрызнулся я. — Я не доктор. Плохо ему, вот и вызвал.

— Ему и должно быть плохо. А чего вы ожидали? Ему вон какую площадь обработали. Вам, вообще-то, говорили, что нельзя такую площадь за один раз обрабатывать?

— Ничего мне не говорили. Взяли деньги и сделали работу. Вы, костоправы, портачите, а люди страдают.

Дядя в охотку послал проклятие коллегам и небрежно набросил на Мурзика одеяло.

— Так что мне с ним делать? — спросил я, понимая, что дядя сейчас сбежит и больше я его не дозовусь.

Дядя повернулся ко мне.

— Кормить бульоном. Следить, чтобы обязательно ел, пусть понемногу. Смазывать мазью, которую вам дали. Мазь еще осталась?

Я показал.

— Мало, — сказал дядя. — Прикупите в аптеке. Я выпишу рецепт. Смазывайте два раза в день. Повязки меняйте. Температуру не сбивайте. Только когда сердце отказывать начнет. Если через три дня не станет легче, вызовите гарантийную бригаду еще раз.

Он оставил рецепт и ушел, не закрыв за собой дверь.