Я потянулся к футляру.
— Что это?
Она легонько пристукнула меня по руке.
— Не трогай пока что. Сперва послушайте таблички. Это древние тексты из храма Эрешкигаль.
— Древние? — усомнился я. — Не слишком-то древними они выглядят.
Цира метнула на меня уничтожающий взор.
— Неужели ты думаешь, что мне позволили бы взять из храма подлинники? Это ксерокопии.
Она бережно взяла первую табличку и начала читать.
Читала долго, и стихами, и прозой. Суть прочитанного сводилась к тому, что великий герой Энкиду носил в себе великую душу. И столь могуче было тело Энкиду, что не тяготила его великая душа. Но затем, после первой смерти Энкиду, обмельчали люди и меньше стали тела их. И разделилась душа Энкиду между двумя телами. Как и предполагала мудрая Цира.
А затем, с каждой новой эпохой человечества, все меньше и меньше становилось места в людской груди. Особенно усилилась тенденция к измельчанию после потопа. Вавилонское столпотворение также внесло известный вклад в этот процесс.
И все большее и большее число тел требовалось для того, чтобы вместить в себя душу Энкиду — некогда великую и цельную.
— Известно, что в конце эпохи Красного Быка таких вмещающих тел должно быть семь, — сказала Цира, откладывая третью табличку. Голос у нее немного сел от долгого чтения.
— Ничего себе… — прошептал Мурзик. — Сколько нас, оказывается…
— А вот это — самое интересное. — Цира поднесла к глазам последнюю таблицу. — Здесь говорится о будущем…
Ничего утешительного о будущем, естественно, не говорилось. Грандиозно — да, захватывающе — конечно. Но отнюдь не утешительно. Воистину, умалился человек и мыслит иными масштабами, вот и жутко ему от великого…
…И когда прозреют все, кто вмещает в себя частицу души героя, и когда обретут они в себе Энкиду, тогда соберутся вместе. И вместе уйдут в прошлую жизнь, в седую древность, в былое. И будет у них тот, кто сумеет их отвести туда. И увидят [они] там Энкиду во всем его могуществе и силе. И возродятся [они] как Энкиду.
И так будет: когда в их час умрут все эти вместившие, сольются осколки великой души в единую великую душу, и вновь родится на земле герой Энкиду, и вернется эпоха богов и героев, и настанет новое царство, и водами радуги умоется Вавилон — столица мира и возлюбленная царств, и восстанет [он] в изначальном сиянии…
— Это что же получается — как все соединимся, значит, в едином, это… созерцании, так сразу и копыта отбросим? — спросил Мурзик.
— В их час умрут все вместившие душу Энкиду, — холодно проговорила Цира. — Чем ты слушал, Мурзик? Я только что читала…