Справа — смутные силуэты призрачных зданий: то ли воздух вокруг плывет, то ли сами здания. «Там была котельная». Тимофей двинулся дальше. Вскоре из тумана выплыл еще силуэт — что-то перегораживало дорогу. Подойдя вплотную, Тимофей увидел какую-то кирпичную выпуклую поверхность, дотронулся до кирпича. «Да это же труба котельной. Взорвалось, что-ли?» Он двинул в обход. Достигнув устья трубы, непонятно для чего заглянул внутрь.

— Здравствуйте! — донеслось оттуда.

В трубе сидел Андриевский, держа в охапку какую-то коробку.

— Вылезай, — скомандовал Тимофей, — а то продует.

Тот поспешил выползти.

— Горкин, ты? А я вот твой компьютер спас!

То, что показалось Тимофею коробкой, оказалось системным блоком его органокомпьютера. Андриевский поставил его на землю, уселся сверху и разразился монологом:

— В общем, Горкин, нас накрыло около девяти. Сперва ничего не было такого, секретники на свой совет ушли, а я… меня на четвертый перевели, потому что пятый весь вчистую размыло. И тут началось. Сначала гул, потом рев, все стены ревели, сами; потом начали растворяться. Все кто куда, а некуда. В окно прыгнуть — а нет окна, там туман в лицо ревет. Всё, думаю, это смерть. А тут — этот за руку меня теребит, пойдем говорит, и как тоннель передо мной — трава по колено, пчелы жужжат. Даже уходить не хочется. И повел…

— Кто повел?

— Да лохматый. Ты что, не слыхал? Повел, а потом в тоннеле ответвление, поляна, а там твой компьютер. Он кивнул, говорит, бери, это надо вынести. Вот. А во дворе исчез. Ну все кто куда, слышу только зовут: «Лохматый, ты где?» Это он нас всех оттуда вывел. Тут как бабахнет. И всех раскидало. А туман этот давит, и все побежали, ну а я в трубу и схоронился, переждать: с компьютером бежать невозможно. Ну ничего, Горкин, прорвались. Теперь ведь всё изменится — ни института, ни Тыщенко. Теперь я другой человек, плевать…

— Подожди меня здесь. Я должен обследовать развалины.

— Постой, Горкин, не ходи! — крикнул вслед Андриевский. — Нет там никаких развалин, ничего там нет.

Института действительно не существовало. Тимофей встал на краю котлована. Фундамент, подвалы были на месте. Стены же как обрезало. И вокруг — ни асфальта, ни земли, только тончайший, как пыль, пепел. Дальше — лестница, та, что вела в подвал. Так, пройти по бетонному блоку, теперь прыжок…

Тимофей спустился по лестнице. Вправо и влево уходили темные тоннели подвалов бывших лабораторных корпусов, а впереди было светло — неживое молочно-белое сияние. Это была пентаграмма, охватывающая собою весь реакторный зал, а внутри нее — человек в кресле за пультом. Тимофей переступил черту молочного света и узнал в сидящем Харрона.