– Это хорошо…
Идти надо было мало того, что без малого два километра, так еще и почти все время в гору – по причудливо петляющей между соснами, кедрами и кипарисами выложенной брусчаткой дороге. По дорожкам, вьющимся между деревьями, ходили люди, по брусчатке вверх и вниз сновали электрокары – обычные машины сюда не пускали. Попадавшиеся навстречу пациенты недоуменно смотрели на меня – появляться в форме здесь было моветоном…
Палата. Светлая, просторная, похожая на гостиничный номер. Видимых мер охраны нет. Открытое окно…
– Как ты? – Голос ее был все тем же, манящим, хотя и усталым.
– Нормально. Почти – нормально.
– Я думала… – Она отвернулась, посмотрела куда-то вдаль, в огромное, панорамное, выходящее во дворик окно. – Кто же придет за мной. Оказалось, ты…
Я раскрыл папку, бросил на кровать рядом с ней лист гербовой бумаги…
– Читай.
– Что это… – Она не взяла лист в руки.
– Помилование. Высочайшим именем ты помилована. Больше за тобой ничего нет, шантажировать тебя больше никто не сможет.
– Я же не просила… – Что-то не нравилось мне в ее тоне. Какой-то надлом, в сочетании… с вызовом.
– Его Величество не нуждается в прошениях, хотя принимает и их. «Подданный, виновный перед законом и людьми, но чьими заслугами удалось злодейское умышление против государственной власти и Высочайшего имени раскрыть, а злодеев изловить, имеет быть помилован Высочайшим именем по вхождению министра дел внутренних либо товарищей его». Государь сам решает – кого помиловать – а кого нет.
– Интересно… – протянула она. – Иван тоже просил о помиловании, но ему отказали. Причем – сразу…
– Твой Иван – государственный преступник. – Я начал заводиться, с нервами у меня в последнее время было неважно. – Преступник, террорист и убийца. Он умышлял убить Государя, умышлял против власти. Если бы я узнал об этом до суда, то просто убил бы его, убил как бешеную собаку.