— Но ведь ты не сделал ничего дурного по отношению к ней! — пытался успокоить его Лука.
— Как знать. Она так не считала. А значит, это не так. Я повлиял на её судьбу. Мои слова изменили её жизнь. И не только её.
— Да, вот она, великая сила слова, — подтвердил Лука.
— А остальные ученики? — спросил Яков. — Они были на твоём распятии?
— Эта жертва предназначалась не для них. Моё распятие должны были увидеть Антиппа, Иродиада и те, кто надеялся поработить бессмертного. Оно не было казнью, это было жертвоприношение. Меня приносили в жертву, чтобы я не достался дьяволу. В этом отличие казни на «позорном столбе» Иосифа Вараввы и моего жертвоприношения «на древе». Это было символично. Ибо я был на самом деле распят, а Иосиф повешен. Помнишь, как выглядит египетский символ жизни?
— Да, я понял, о каком древе жизни ты говоришь, — кивнул Лука.
— Просто как символ он означает жизнь и жизненные силы. Но если его смысл исказить или извратить в насмешку, как нередко делали наши враги, то на нём распинали, его выжигали на теле жертвы. Так они издевались над нами и нашим символом.
— Теперь я понимаю, почему тамплиеры плевали на него и на распятие, — покачал головой Лука. — Символ христианства представлялся им как извращённый символ жизни. Эта была кощунственная насмешка над тем, во что они верили.
— О чём это вы? — не понял Яков.
— Извини, священник, я не хотел задеть твои религиозные чувства, — сконфуженно пожал плечами Гэбриэл.
У Якова показались слёзы на глазах. Он помолчал, утёр покрасневшие глаза и спросил:
— Не страшно. Я уже знал многие факты из жизни тамплиеров. Только теперь хоть понимаю, почему они так поступали. Скажи, ты действительно говорил Саломии те слова, что приписывают Иисусу? — не глядя на Гэбриэла, спросил Яков.
— Какие?
— «Жено, се сын твой». Ты говорил ей это? Или это тоже вымысел античных писателей? А может, это Иосиф Варавва говорил?
— Что говорил Варавва, я не знаю. И говорил ли он тогда что-либо? Я же ей сказал, что у неё есть ещё дети, и теперь Иаков станет на место Иошу. Он будет старшим. Он будет главой семьи. И возможно ему удастся исполнить то, что не сумел исполнить Иошу.
— И он стал не только главой семьи, но и главой общины первых христиан, — задумчиво проговорил Яков. — Потом за ним стал Иуда…
— Да, когда вернулся из Аркадии. После тех событий он уже определённо взял себе имя Фомы. Позже он отправился в Индию, основал там общину.
— А после него главой первых Иерусалимских христиан стал Симон, другой брат Иошуа бен Пентар. Так? — переспросил Яков.
— Да, всё верно.