Мы думаем, что несем в общину благо, но на самом деле несем беду. Да, мы предлагаем тракторы, предлагаем кредиты, предлагаем орошение – но тем самым мы разбиваем общину, которой люди живут здесь тысячу лет. Потому что если будет орошение – значит, не нужно будет столько людей, не нужны будут кяризы и мастера-кяризники, которые их делают. Много чего будет не нужно. И часть людей окажется лишней. Выброшенной из жизни. Ненужной.

А часть – разбогатеет. И станет худшими из угнетателей для бывших своих же…

Потом – потом, конечно, проблему можно будет решить. Ее почти решил шахиншах – открывая заводы, которые вбирали разорившихся крестьян, как дешевую рабочую силу. Если бы он сам не решил поиграть с агрессивным исламом, если бы не решил примерить на своего сына мантию двенадцатого, сокрытого имама Махди – может быть, и сейчас бы властвовал в Тегеране. Но сослагательного наклонения в истории не бывает.

А что будет здесь, в горах?

Согласно последним исследованиям, которым многие не поверили, во время крестьянских бунтов в России крестьяне первым делом шли грабить и жечь не дворянские и барские усадьбы, а хутора и отрубы. На которых жили бывшие свои, те, кто выделился из общины благодаря столыпинской реформе и стал благодаря казенным кредитам, которые в то время только начали выделяться, становиться все богаче и богаче. Правильно сказал Козимо Медичи – сказано, что мы должны прощать своих врагов, но нигде не сказано, что мы должны прощать своих бывших друзей. Те, кто вышел из общины десять лет назад, были более ненавистны крестьянскому миру, чем барин, который брал с них барщину и оброк последние сто лет.

А здесь – то же самое, только с отсрочкой в сто лет. Мусульманская община называется умма. Чаще всего это крестьянская община, в городе она распадается. Когда местные крестьяне так остро реагируют на слова проповедников о том, что нет никаких законов, кроме шариата, а любой правитель, правящий не по шариату, есть тагут, – так это потому, что они никогда в жизни не видели ничего хорошего ни от одного правителя. Это потому, что ни один закон никогда не был согласован с ними и не был принят в их интересах – они подозрительно относятся к любым законам. Для них полуграмотный мулла, вершащий правосудие по своему пониманию фикха [95], ближе и роднее закончившего полный курс юридического судьи именно потому, что мулла живет рядом с ними, он – один из них. Для них ислам прав потому, что запрещает брать любые проценты с денег, даваемых в долг, они просто не понимают, что мы даем им на куда лучших условиях и для того, чтобы они улучшили свою жизнь, провели воду и купили технику. Этот запрет лихвы – против ростовщиков, которые обирают их. И то, что мы считаем модернизацией, они считают грехом. Харамом.