Артём прикрыл глаза. Ему непередаваемо хорошо — а что в голове при этом происходит, лучше не спрашивать.

— Я знаю, о какой женщине ты всё время думаешь. Она для тебя очень важна. Ты её любишь. Она на первом месяце… — Канси закрыла глаза и улыбнулась. — Мальчик. Один или два, не уверена. У тебя будет сын от неё. А мы с ней подружимся.

Артём смотрел в её глаза и не знал, что и сказать. Не на первом, а на третьем, но это не так важно. Как она сумела угадать?!

— Как ты могла столько узнать о ней?!

— Почуяла.

— Где?? Каким образом?!

— Не скажу, — Канси снова запрокинула голову, снова расхохоталась. Вновь уселась ровно и посерьёзнела. — Я всё понимаю. Она — старшая. Я ничего вам не испорчу. Наоборот, помогу.

— Старшая — кто?!

— Просто старшая. Вот непонятливый! Все колдуны такие, да?

— О чём ты?

— Я стреляла в вас с Карико. Я никогда не промахиваюсь. Но ты сам увернулся от стрелы, и Карико спас. Ты колдун?

Артём кивнул. Проще сказать «да», чем пытаться объяснить, что колдунов не бывает.

Глаза Канси загорелись. В том числе буквально: свечение их стало явно видным в сумраке.

— Мекар сказала, что ты можешь бежать быстрее ветра, и лететь быстрее молнии. Это правда?

— Правда, — кивнул Артём. Слово «дроссель» говорить пока не буду, подумал он.

— Покажи! — потребовала она. Спрыгнула с постели, и умчалась в соседнюю комнату — в ту, где сплошь шкафы. Такие же, как стулья и стол — плетёные. Вернулась почти сразу же, и положила на кровать стопку одежды.

— Это для тебя. Одевайся!

Попробуй не подчинись! В глазах её был восторг, и, вместе с тем, такая мольба… невозможно не подчиниться. Артём надел всё, как принесено — по порядку. Очередной вариант, простите, нижнего белья. И тоже — подгоняется по росту и прочим параметрам человека. Однако! У них луки и стрелы, пусть даже эффективные против нечисти, и при этом вот такое?! Откуда?

Канси вновь убежала, вернулась через полминуты. Уже одетая и обутая — в чистое.

— Нам нужно на улицу, да? Не беспокойся, до рассвета нас не потревожат. Нет, не трогай! — велела она, едва только Артём занёс руку над окровавленным ворохом разбросанной по полу одежды и обломков мебели. Славно повеселились. — Пусть останется, как есть.