Лаврушин и Степан вошли в готический зал. Звук шагов гулко отдавался от стен, эхом прокатывался под сводами и постепенно гас.

Вот и «орган».

Лаврушин сел на стул, на котором провёл много часов. Потянулся к клавишам, но потом положил руки на колени.

Закрыл глаза.

В воображении возникали жуткие картины неизбежного грядущего — Цитадель повержена, ледовое воинство открывает провал в следующий мир. И через год-другой подходит к Солнечному Граду. А затем — тёплые миры в их руках.

И это неизбежное грядущее?

Всё вскипело в груди Лаврушина. Отчаянный протест рвался из его души.

Пальцы коснулись клавиш. В нём ожила непоколебимая решимость овладеть «органом». Он или подчинит инструмент своей воле. Или пусть всё разлетается к чертям. Но он будет играть!

Первый аккорд прозвучал неудачно. Стена затряслись. Раскололась каменная скульптура в нише под сводом и осыпалась на узорчатый пол. Разлетелся и разноцветно брызнул витраж. Извилистая трещина с угрожающим лёгким шуршанием поползла по массивной колонне.

Лаврушин отдёрнул руку.

И снова потянулся к «органу».

— Господи, не оставь меня, — прошептал он.

Собрался с силами.

И услышал отдалённый отзвук прекрасной музыки, которая, через миллиарды световых лет, через тысячелетия рвалась к нему. Между ними стояли преграды, океан злых сил не давал пробиться ей. Но она всё-таки пробивалась.

Лаврушин уже уверенно нажал на клавишу.

* * *

Три из четырёх Старых Кораблей были разрушены. Их перемололи пулемёты и пушки, их раздолбали импульс-заклинания. Разваливаясь на куски, они не ложились на землю, а погружались, грузно тонули в ней.