- Я внимательно выслушал тебя, сын мой, — произнес, наконец, Марк, обращаясь к Алеше, — грехи твои невелики, и я охотно их тебе отпускаю. Но грехи твоих наставников и друзей огромны, ибо первые из них в гордыне своей возомнили, что могут сравняться с Богом, а вторые вольно или невольно стали инструментом вмешательства врага рода человеческого в людские дела! Их собственных усилий не хватит, чтобы искупить их грехи и избавить человечество от навлеченных ими божьих кар, да и не пойдут они на это в темноте своей, но ты, именно ты, единственный среди них безвинный, сможешь искупить их грехи, приняв их на себя и пострадав через это!
- Я согласен… — дрожащим голосом вымолвил Алеша, подняв на мужчину свои огромные голубые глаза. — А что я для этого должен делать?
- Терпеть! — коротко ответил Марк. — Все остальное мы сделаем сами.
Отведя облегчившего душу и решительно настроенного Алешу к себе домой, Марк принялся размышлять о деталях предстоящей церемонии. Вспомнив об испытаниях Христа, он решил, что мальчика следует подвергнуть публичному бичеванию. Тут будет и необходимый для пробуждения его способностей шок (да еще какой!), и пролитие крови агнца, то есть ритуальная жертва Богу, и огромное нравственное воздействие на всех членов общины, которым доведется при сем присутствовать. «И на крови этого агнца мы воздвигнем свою церковь, и силам Ада никогда ее не сокрушить!» — сказал он себе, отходя ко сну. Оставалось лишь поработать с непосредственными исполнителями предстоящей экзекуции, но это уж он провернет без особых хлопот.
На следующее утро епископ вызвал к себе отца Павла, традиционно руководившего всеми экзекуциями в общине, и двоих самых профессиональных экзекуторов, поведав им, какое счастье выпало общине, что Господь решил именно их руками избавить человечество от греха, направив к ним своего посланца.
- И этого посланца, — продолжил Марк, — мы должны будем подвергнуть бичеванию, дабы его пролитая кровь искупила грехи человечества.
- Выдрать до крови — это можно! — согласился Пахомыч. — Надо только розги заготовить посадче. А мальчик как, крепенький? Если хиляк какой, то больше сотни не выдержит, обязательно сомлеет, надо будет ему нашатырь под нос совать, чтобы в сознание пришел. А если крепыш, то и сотни четыре вынесет, зато и кровищи тогда с него будет, хоть ложками черпай, и наорется, поди, до хрипоты!
- Мне что, придется у него над головой с нашатырем стоять? — недовольно спросил Павел. — Это же комедия будет, а не воспитательный процесс! Ведь смотреть на него, как я понимаю, соберется вся община, эдак мы дискредитируем в глазах детей саму идею божественного наказания!