– Пока эти идиоты травили про Ленина, это еще было терпимо, но когда они перешли на нашего вождя, это уже было за гранью.

– И что же с ними теперь будет? – спросил Антон, не до конца веривший глазам.

– Посадят. Возможно, расстрел за публичное оскорбление вождя, злостную провокацию и клевету, наговорили они более чем достаточно.

Антон выпал в осадок. Арест труппы не укладывался всего голове. Демичев за рукав потянул остолбеневшего парня к выходу.

– Пошли, друже. Здесь больше делать нечего!

Вместе с другими они вышли на улицу и направились домой. Народ, шумно галдя и обмениваясь впечатлениями, расходился кто куда. Неудачливых артистов все еще отвозили на легковушках. Кучка людей в кожанках стояла недалеко от машин следственного управления и посыпала циркачей матом.

– Куда же их везут? – спросил Антон.

– В управление, знамо дело. Это здание возле префектуры, там размещается наша следственная власть. Что-то вроде московской Лубянки. Здание, которое никогда не спит, так у нас называют этот дом. Многие, попадая туда, уже не возвращаются. Кому-то дают срок, а кто-то… просто пропадает без следа. Там и подвалы есть для расстрелов. Не дай Бог узнать, что в них творится.

– У вас и смертная казнь действует?

– Конечно. Думаешь, что грозит этим клоунам за то, что высмеяли и опорочили нашего вождя на глазах у всей публики? Нет, брат, тут или пожизненное, или расстрел. Они теперь все без исключения политические преступники, посягнувшие на самое святое. Совершили преступление, относимое к самым тяжким. Тут вышка светит.

– Ну и порядки у вас в двадцать первом веке…

– Эх, Антошка! Да без разницы, какой сейчас век.. Двадцать первый, двадцатый, девятнадцатый. Техника, машины совершенствуются, а нравы и наклонности остаются все теми же, первобытными! Так было всегда, и так оно и останется. Каких бы высот человек не достиг, да только все равно по натуре своей он останется хищным, жестоким и хитрым животным. Человек всегда будет убивать себе подобных. Ничем это не вытравишь…

Они свернули на проспект, подходя к пролетарскому дому , где жил Демичев. Внезапно Антон, задев рукой бок, похолодел – портупеи не было. Только сейчас он вспомнил, что оставил оружие в цирке, повесив его на ручку кресла.

– Черт! Проклятье! – он с силой врезал себе по лбу. Посыпались искры.

– Ты чего, парень!

– Стечкин… Я ставил его там, на ручке кресла… – добавил Антон обреченно.

– Эх ты, голова садовая! Завтра вернемся за ним.

– Цирк еще открыт?

– Думаю, да. Там ведь вахтер, круглосуточная вахта…

– Тогда я сбегаю назад, захвачу оружие и вернусь.