Рядом с бабушками на скамейке тоже лежала газета. Ее забыл кто-то из игроков, торопясь расположиться с доской поближе к гроссмейстеру, а когда стало припекать, не решился сбегать и забрать. И понять его было можно. Ритуалы общения с дворовыми бабушками могли занять минут пятнадцать. А кому охота в самый разгар напряженной игры тратить столько драгоценных минут на расшаркивания, поклоны, заверения в здравии всех домочадцев и воспоминания о том, как бегал мальцом в шортах на помочах.

Газета осталась лежать на скамье, шевеля листами в слабом ветерке, и, казалось, совершенно не привлекла внимания бабушек, однако, прислушайтесь вы к их разговору, выяснили бы для себя удивительную вещь – старушки уже были в курсе всего, что в ней говорилось.

– Биоробот он, Тайка, точно тебе говорю, – проговорила с жаром одна. – Вон и в газете писали…

– О нем? – не поверила ее товарка. – О Капитон Василиче?

– Тьфу, Тая, да не о нем вовсе. О биороботах. Говорят, их давно уже у нас сделали, уж много лет рядом с нами живут.

– Да врут, Катенька, – махнула та. – Если бы давно жили, неужели же не узнали бы? Только сейчас заговорили.

– Раньше нельзя было. А теперь Перестройка. Вот и можно стало, – со знанием дела заявила Катя. – Вроде Циолковский их сделал в шестнадцатом году под Калугой. А может, и не он, или не роботов. Может и нет, вроде Поспелов, и не в шестнадцатом, а в шестьдесят первом…

– Только если в шестнадцатом, – перебила третья бабушка. – Капитон Василич с двадцатого года: он на семь лет меня моложе. У нас восемьдесят пятый. Сколько ему нынче-то…

– Шестьдесят пять.

– Вооот, – протянула Тая. – Ой, юбилей, почитай.

– Полуюбилей, – не сдавалась Катя. – Да и не полагается роботам про юбилеи думать. Будто поздравлять мы его обязаны, словно он живой человек.

– Так он и есть живой. Я слушала, по радио говорили, что эти биороботы – они совсем как люди, только мозги у них… такие, электрические.

– Электронные, Муза, а не электрические. Электрическая – это плитка бывает или чайник, – рассердилась Катя. – Вон, гляди, на такой жарище уж и чайник бы расплавился, а наш академик ходит и хоть бы вспотел. Робот и есть.

– А как же он тогда робот, – засомневалась Тая, – если я и маму его, Лизавету Игнатьевну, хорошо помню? Нешто она могла робота родить?

– Может, и не родила вовсе, а ей в роддоме робота дали, – не унималась Катя.

Муза сидела молча, глубоко задумавшись.

– Глупости ты мелешь, Катька. Моя мама тогда в роддоме работала и ничего не говорила, чтобы кому-то вместо ребеночка робота дали, – возмутилась Тая.