Его встретила побледневшая, держащаяся за сердце Пелагея Лукьяновна.

– Ой, лихо! Я уж думала – конец тебе. Ты что, убил его?

– Пока нет, сейчас очухается.

Саша сорвал с гвоздика кухонную тряпку и сунул мужику в рот. Расстегнув на неизвестном брючный ремень, завел ему руки за спину и стянул ремнем, как удавкой.

– Это кто такой? – поднял он глаза на хозяйку.

– Полицай. Я тебе говорила про него, Резаным его кличут.

Саша понял, что полицая надо убирать. И из избы, и из жизни. Зажился, гад, на свете.

Саша повесил через плечо винтовку полицая, натянул на его голову шапку.

– Лукьяновна, что он от тебя хотел?

– Говорил – ко мне партизаны по ночам ходят, вроде сам видел.

И тут Саша вспомнил, что мерещилась ему тень у забора. Выходит – не показалось.

– Хозяйка, у тебя самогон есть?

– Неуж пить собрался?

– Село от злыдня избавить хочу. И чтобы ни на кого подозрение не пало.

– Сейчас, сейчас, – засуетилась Пелагея Лукьяновна. Она исчезла в соседней комнате и вскоре вынесла пол-литровую бутылку мутного самогона.

– Даже много. Отлейте половину, сгодится еще.

Хозяйка послушно отлила половину самогона в какую-то склянку.

Вот теперь в самый раз. Саша сунул бутылку за пазуху. Плеснул из ковшика холодной водой в лицо полицаю. Тот вздрогнул, открыл глаза. Увидев Сашу, он задергал ногами и стал мычать.

– Хорош лежать, вставай! – остановил его Саша. – Сейчас к партизанам пойдешь – ты же их искал? А потом тебя, гниду, повесят, чтобы своим смрадным дыханием ты жизнь людям не отравлял.

Саша поднял полицая за воротник. Тот упирался, но Саша слегка врезал ему по печени.