– Ты поможешь мне от него избавиться? – спросил Франк осторожно.

– Как? – спросил Симон, давая понять, что ответ очевиден.

– Тебя вызовут на разбирательство уже завтра утром, надеюсь, ты понимаешь, что должности тебя лишат?

– Ты правда думаешь, что я об этом жалею?

– Надеюсь, нет, но, чтобы все решилось быстро, ты должен вот это положить в свою сумку, любую, а потом отдать той самой секретарше, что встречала тебя в прошлый раз.

– Что это?

– А вот этого тебе лучше не знать, просто поверь мне, – с улыбкой сказал Франк, передавая другу маленький, не больше зажигалки, носитель, способный встроить нужный код в работу ИИ.

Симон носитель принял и больше ни о чем не спрашивал. Он понимал, в чем именно его обвинят, даже признавал, что в каком-то смысле был в этом виновен. Он воспользовался своим положением, чтобы затормозить проект.

* * *

Дориан пришел в себя быстрее, чем открыл глаза. Он боялся выдать сам себя, слыша странный лепет Зены. Она была где-то рядом и только это заставляло не открывать глаза, чтобы она не заметила, что он очнулся. Какой в этом смысл, Дориан не знал, но поступать иначе не мог, пытаясь понять хотя бы, где он и что может.

Он лежал, судя по ощущениям, на кровати Зены. Нужна эта самая кровать была, конечно, не для сна. Под головой у него была подушка. Руки, запрокинутые вверх, были просунуты между решеток в металлическом изголовье и стянуты на уровне локтей так сильно, что пальцы уже онемели. Он попытался ими пошевелить, найти ими стену, но не смог, ощущая только боль. Разведенные ноги были явно привязаны к ножкам кровати – по крайней мере, веревки, стягивающие щиколотки, он хорошо ощущал. Одежды при этом на нем, видимо, не было, а на груди ныли свежие ожоги. Это ощущение от обожжённой, обугленной электричеством кожи он никогда и ни с чем не перепутал бы, хоть и не мог разобраться: это следы от ее пальцев, которыми она прикоснулась к нему там в медблоке или это уже новые следы, которые она оставила, пока он тут наслаждался отдыхом.

– Один ты меня любил, – услышал он шепот Зены и все же приоткрыл глаза, чтобы понять, что именно происходит.

Зена сидела в стороне на одном из удобных рабочих кресел, прижимала к груди банку с расплывающимися, разваливающимися мозгами и тихо выла, раскачиваясь. Она гладила банку, выводила что-то пальцем по ее боку, и Дориану на миг стало ее жаль. Было в этой страшной машине что-то человеческое, что-то сломленное, но уже безнадежное.

Дориан помнил, как она надевала для него платья, даже раздобыла какие-то туфельки, помнил, как она пыталась быть ласковой, но он не обманывался тогда: знал, что милость к нему всегда могла обернуться страшной жестокой местью, и вот этот миг настал.