— Может быть, — смутился Дван. — Если провести аналогию с Землей, в любом обществе, где господствует религия, грех и чувство вины служат главнейшими и мощнейшими рычагами власти. Отобрать у людей право на свободное удовлетворение потребностей организма, объявить их естественные желания греховными и наказывать, вплоть до смертной казни, если те все-таки нарушают запрет. Таков, наверное, образ действий любой Церкви, какую бы религию она ни исповедовала. Если начать обработку индивидуума с раннего детства, избавиться от внушенных догматов в зрелом возрасте практически невозможно. Смею уверить вас, госпожа Дэнис, храмовники у меня на родине достигли в этом плане высшей степени совершенства.

— Не называй меня так больше, пожалуйста, — поморщилась девушка.

— Прошу прощения, если мое обращение задевает ваши чувства, — мягко и чуточку печально ответил Дван. — Но и в самой беспардонной лжи можно отыскать крупицу правды. Готов признать, что в нашей культуре, обожествившей Пламя, было немало лжи, обмана, насилия и других малоприятных вещей. Но само живое Пламя есть одна из величайших Истин. Я видел Его, ощущал Его тепло на лице и возвышался душой в Его присутствии. И если есть во Вселенной хоть что-то святое, это Танец Огня. — Дван прервался на мгновение, не сводя с нее пристального взгляда своих бездонных черных глаз. — Вы, госпожа моя, способны вызывать Пламя своим Танцем, а это значит, что мой Долг — служить вам. И я буду вам служить так или иначе, потому что поклялся посвятить этому служению всю свою жизнь.

6

6

Дван не выносил яркого дневного света.

Слепящий и пронзительный, он придавал обычным цветам такие оттенки, о существовании которых Дван прежде и не догадывался. Красный и синий, коричневый и оранжевый, — все это были знакомые цвета, хотя здесь они выделялись куда резче и контрастнее, чем дома. А вот, скажем, белый в его восприятии казался разновидностью голубого.

А некоторые цвета этого мира вообще оказались ему в новинку.

Например, желтый — цвет центрального светила системы и химической реакции горения дерева. Некоторые поначалу даже суеверно считали обычный огонь местным аналогом живого Пламени. Или зеленый — основной цвет здешней растительности. На родине Двана таких попросту не существовало.

Порой свет изменял до неузнаваемости, казалось бы, знакомые до мелочей предметы. Подаренная ему на прощание Тамтэйи заколка с традиционным изображением Щита в солнечных лучах преображалась из коричневой в зеленую. Многое из выгруженного оборудования, имевшее на борту корабля одинаковую окраску, при свете дня выглядело голубым или тем же зеленым, не говоря уже об интенсивности и изменчивости нюансов расцветки.