– У меня есть кофе. Хороший кофе. Она сделала ударение на слове «хороший».

– Ладно, – ответил Кузнецов и нырнул в полутемную крохотную комнатку.

Заваленный бумагами стол, заваленный пыльными папками стул на гнутых ножках. Старая лампа с облупившимся плафоном отбрасывала неровный свет.

– У меня тут бардак, – заметила она, начиная убирать папки со стула. – Садитесь, кофе почти готов. Мой племянник говорит, что я очень неряшливая, но это не так. Когда человек неряшлив, он не может разобраться в своих бумагах, но я то могу! А меня все время загружают работой! Только разберешься в одних документах, как тут же сваливают другие. А я ведь уже не молода, мне не двадцать лет...

– Светлана... – подбирая имя, начал Кузнецов.

– Ирина, – поправила женщина.

– Петровна, – без надежды угадать, произнес Кузнецов.

– Георгиевна.

– Ирина Георгиевна! Давайте без кофе. Что вы от меня хотите? Я очень спешу.

Действительно, нужно было связаться с человеком из Эрмитажа, телефон которого дал знакомый Кузнецова. После этого необходимо найти реставратора. Отдать ему фотографию «солнца» и оплавленный диск. Сколько он провозится, восстанавливая диск, неизвестно. Да еще нужно где-то искать Иттлу.

– Да я, собственно, ничего не хочу. Это Миша просил вам передать. Вот.

Коробку, которую женщина выставила на стол, Кузнецов узнал сразу. Коробка из-под ксероксной бумаги «Кимлакс»

– На словах он ничего не просил передать?

– Нет. Просто просил отдать вам коробку, если с ним что-то случится.

– Спасибо вам огромное! – Кузнецов неожиданно обнял женщину и поцеловал ее в щеку, словно сын. Лицо женщины зарделось.

– Мой племянник говорит... – начала она, но Кузнецов уже не слушал. Он подхватил коробку и радостный выскочил в коридор. Вес коробки не оставлял сомнений – в ней находилась Иттла.

Реставратор Аполлинарий Сергеев взял за работу пятнадцать долларов. Женя спросил – долго ли ждать. Тот хмыкнул и, указав на стул, произнес:

– Отдохни пока.

Кузнецов опустился на стул и принялся рассматривать гипсовые фигуры, заполнявшие небольшую квартиру. После оценки некоторых из них Кузнецова стали терзать сомнения – сможет ли Сергеев справиться с заданием. Часть скульптур напоминала о кубизме, часть вообще непонятно о чем. Какие-то углы, неожиданные закругления, острые выступающие части – на скульптуры они походили мало. И даже определение «авангардизм» для них было слишком консервативным.