Мэтт решил последовать за ним, а не пробовать другой путь. Понадеялся, что охранник, увидев приближение двоих, одного проигнорирует, а другого узнает, и тогда он не будет стрелять, если даже готов ко всему.

Узкий коридор поворачивал влево. Пол и потолок были зелеными. Стена слева – белая, с неприятно яркими лампами; стена справа – черная, с прочным эластичным покрытием, явно предназначенным для пола. Все двери были люками, ведущими вниз, через пол, и вверх, через потолок. Большинство люков в полу были закрыты и заслонены мостками. На потолке же преобладали открытые люки, и к ним вели лестницы. Все лестницы и мостки были старыми и грубыми, на заклепках; их явно сделали уже в колонии.

Жутковато, что ни говори, когда все лежит на боку. Ходьба здесь – отрицание силы тяжести.

В одной из верхних комнат раздавались звуки, но они ничего не сказали Мэтту. Он не мог увидеть происходящее над ним, да и не пытался. Оставалось лишь ловить голос Кастро.

Если бы удалось разыскать шефа Реализации и подтащить к пульту управления реактором, Мэтт пригрозил бы взрывом «Планка». Кастро устоял перед угрозой физической расправы над ним, но как он среагирует на угрозу для Плато Альфа?

А Мэтт всего лишь хотел освободить одну пленницу.

…Вот голос Кастро. Идет не с потолка, а снизу, из-под закрытой двери. Мэтт перегнулся через перила и попробовал ручку. Заперто.

Постучать? Но сейчас вся Реализация на нервах, охранники готовы стрелять на малейший шум. Если Мэтт угодит под выстрел, он лишится сознания и полетит вниз.

Ключ не украсть; его даже не найти. И нельзя здесь оставаться. Как жаль, что рядом нет Лейни…

Голос. Полли вздрогнула, прислушиваясь – и даже не ощутила своего шевеления. Да и было ли оно?

Голос. Какой-то неопределимый промежуток времени она прожила вообще без ощущений. В сознании возникали картины, и можно было играть в умственные игры. Кто-то из друзей выпустил в нее щепотку милосердных иголок – Полли хорошо помнила боль. Но теперь она проснулась. Умственные игры не помогли – ей не удавалось сосредоточиться. Она сомневалась в правдивости всплывающих из глубины памяти картин. Таяли лица друзей. Она цеплялась за образ Джея Худа: запоминающееся умное лицо с резкими чертами. Джей. Два года они с Полли были не просто друзьями. А в последние часы она успела отчаянно полюбить Джея, ведь только его образ теперь легко являлся ей, если не считать другого лица, широкого и невыразительного, со снежно-белыми усами, – ненавистного лица врага. Полли попыталась сделать образ Джея еще четче, придать ему осязаемость, выражение, смысл. Он расплывался; она силилась удержать; он расплывался еще больше…