— Да что ты говоришь! Наконец-то им надоело ждать. Ладно, выпусти меня отсюда, пора одеваться.

Томас выбрался из душевой и вплыл в каюту, оставляя за собой хвост капель. Он сбросил промокшую пижаму, и техник Либер смутился, увидев тощее и нагое адмиральское тело. Томас отшвырнул пижаму, и она шлепнулась о потолок. Быстро растеревшись полотенцем, он вытащил из шкафа белье и носки, извлек оттуда же мундир и за секунды привел себя в полный порядок. Побрился адмирал с молниеносной быстротой, вернувшись из уборной, нахлобучил фуражку поглубже на голову, чтобы не потерять ее в невесомости, и, позабыв об оставшемся в каюте Либере, поплыл по коридору в командный центр.

Весь штаб был уже на месте, обрабатывая данные сенсоров «Орла» и других кораблей. Никто из офицеров даже не оглянулся, когда прибыл адмирал. Томас был доволен: формальности могли подождать до конца боя.

— Командный центр вызывает мостик. Адмирал Томас прибыл.

Обернувшись к радисту, Томас сделал жест, приказывая ему переключить связь.

— Доброе утро, капитан. Наконец-то нам с вами представился случай отработать свое жалованье. Что скажете о диспозиции сил противника?

— Ну, что тут можно сказать, сэр? Это классический маневр развертывания сил, в сущности, пока он во многом…

— Во многом похож на задуманный нами, — радостно подхватил Томас. — Вы совершенно правы. Я уже не надеялся, что они когда-нибудь решатся на атаку. Даже наполовину достроенная оборонная система центра тяжести оказалась крепким орешком. Мне» бы не хотелось прорываться сквозь оборонные системы Заставы и Столицы. А теперь гардианы избавили нас от лишних хлопот.

— Оптимистическая точка зрения, адмирал.

— Вот именно, капитан, и я уверен, вскоре вы поймете, откуда этот оптимизм. Командный центр разговор закончил. — Томас повернулся и вгляделся в экраны, испытывая приятное чувство собственной пользы. Да, так и есть — классическая двухсторонняя атака. А медленное, осторожное подтягивание сил заставляло предположить, что удар будет нанесен только со Столицы.

Либо вся переброска сил с самого начала была хитрой уловкой, либо появление этого Приго заставило гардианов поменять планы. Это было уже не важно, как и многое другое. Настоящий план Томаса, его лучшее творение, держался под слишком большим секретом, чтобы какой-нибудь Приго знал о нем.

Улыбнувшись самому себе, Томас погрузился в обработку поступающих донесений. Несмотря на внешний энтузиазм, время от времени он ощущал страх. Томасу не хватало времени анализировать его, даже признавать его существование — этот страх терзал его всю жизнь и был отнюдь не боязнью смерти. Томас был уже стар, считал, что прожил довольно долгую жизнь, и успел примириться с собственной смертностью.