– Вот поэтому их так и любят – особенно в маленьком, замкнутом пространстве вроде корабля. – Эфрик вернулся к своему креслу. – Впрочем, по сравнению со многими мы еще дешево отделались.
Нукиэль кивнул. Желание посмеяться таяло, как пар, поднимавшийся от его чая. Экспедиция девяносто девятого года просто бесследно исчезла.
Эфрик сел и наклонился вперед.
– Мандрос, почему вы приказали нам идти на Дезриен?
Нукиэль осторожно поставил кружку на стол.
– Полагаю, я призван... и это имеет какое-то отношение к Эренарху и остальным...
Негромко загудел коммуникатор.
– Нукиэль слушает.
– Капитан, до выхода в систему Дезриена три минуты.
– Спасибо, Пеле. Свяжитесь с Узлом и выведите сигнал ко мне в каюту.
Он выключил коммуникатор.
– Очень скоро мы все узнаем. Поэтому я и звал тебя, Эфрик: если моя карьера полетит псу под хвост, мне хотелось бы, чтобы хотя бы один человек понимал, что произошло.
Эфрик кивнул и откинулся на спинку кресла. До ответа Магистериума говорить было не о чем.
* * *
ДЕЗРИЕН
Ласковый летний ветерок лениво шевелил ветвями в саду Нью-Гластонбери. Узкий солнечный луч прорвался сквозь листву, и оконное стекло раздробило его на маленькую радугу, игравшую на полированном дереве рабочего стола Элоатри. Часть ее сознания отмечала негромкое щелканье садовых ножниц за окном. Потом залихватская трель пересмешника окончательно оторвала Элоатри от книги: «тик-так-тик, фьюить, фьюить, чирик, чирик, чирик!» – и завершившая песню мастерская имитация колокольного звона заставила ее улыбнуться.
«Час до сиксты», – подумала она, и в памяти услужливо всплыла цитата из книги: «Сикста есть час Откровений Петра, открывших вселенскую роль Церкви...»
Элоатри вздохнула. Как бы ни помогали ей книги и чипы, рутина ее обязанностей гораздо эффективнее погружала ее в лоно этой – увы! – чужой пока для нее веры. Она потеребила жесткий воротничок, потом, спохватившись, опустила руку и повернулась выглянуть в окно.
Как там звали того древнего римского епископа, о котором говорил ей секретарь? Перегринус... Пеллерини?